Хелене Ури - Лучшие из нас

В лицо Полу ударил резкий яблочный запах духов Ринкель, который невозможно было не узнать. Он возбуждающе хорош, но в то же время несколько отпугивает.

Кабинет Ринкель был в два раза больше кабинета Пола, и здесь царил порядок, чего не скажешь об офисе Пола. У нее гораздо больше книг, чем у него: на одной длинной стене от пола до потолка висели полки. На полу лежал великолепный темно-красный персидский ковер, который, по мнению Пола, должен быть эксклюзивным, и, соответственно, дорогим, а потому слишком хорошим для кабинета. Он ступил на ковер, и его нога утонула в высоком ворсе. Он презирал Ринкель, этот ковер, ее холодность и надменность, презирал за то, что она уже делала раньше и что, по всей вероятности, сделала сейчас с Нанной.

Стены были пусты, только на доске для заметок над столом висели три листа бумаги: список внутренних телефонов, расписание предстоящих заседаний кафедры и нечто похожее на стихотворение. На поверхности письменного стола лежали две ручки (перпендикулярно краю стола и параллельно друг другу), распечатка статьи о возможных способах изменения информационных структур семитских языков: она прочитала почти половину, потому что в статье много подчеркиваний и комментариев на полях («Нет!!!» — написано где-то).

Пол не видел ничего связанного с «РЕВ 21». Он открыл ящики ее письменного стола, заглянул в шкаф и сам удивился, что испытывает удовлетворение, почти наслаждение. Как будто ему внезапно захотелось найти доказательства, захотелось причинить ей боль, хотя все это время он очень надеялся, что можно как-то по-другому объяснить появление тех двух листков, помеченных инициалами ЭдРи.

В первом ящике он нашел только пачку хлебцев «Васа». По какой-то причине вид этой пачки пробудил в нем жалость — пачка на дне ящика показалась такой одинокой. В следующем лежала стопка «Норвежских энтомологических журналов». Он поднял их, перебрал стопку, подозревая, что это может быть камуфляжем: зачем лингвисту хранить подборку журналов о насекомых за несколько лет? Под ними лежал диплом с красивой блестящей печатью, Пол осторожно достал его и обнаружил, что Эдит Ринкель является почетным членом Норвежского энтомологического общества, и Пол догадался, что нечаянно узнал об одном из увлечений Ринкель. Хобби! Подумать только, что у дамочки вроде нее есть хобби. Снежная королева, профессор Эдит Ринкель, бегает и прыгает с сачком в руках! Он чувствовал себя так, словно увидел что-то, чего не должен был видеть, что-то, что она хотела скрыть от других, словно он застал ее в непристойном положении, сидящей на горшке с юбкой, закрученной вокруг талии, и трусами, восьмеркой обвившимися вокруг ног. Как будто он нашел порнографические издания, а не журналы о насекомых. Пол сложил все это обратно в ящик, толкнул его, и тот беззвучно скользнул на место.

Со смесью неприязни и любопытства он открыл следующий ящик. Вот оно. У него все поплыло перед глазами, на лбу выступил холодный пот, и в третий раз за этот вечер сердце его взбесилось, оно колотилось так громко, что в какое-то мгновение ему показалось, что оно разорвет грудную клетку, пролетит мимо ребер и он упадет замертво. Пол ощутил абсурдную признательность за это. Потому что он больше не хотел ничего видеть, не хотел испытать то, что придется. Ринкель не могла так поступить, это невозможно.

Но он не умер, естественно, он не умер и, когда вновь обрел способность отчетливо видеть, взгляд его устремился на полную распечатку проекта, белеющую на дне ящика. Он вынул бумаги, и они тут же прилипли к его потным пальцам. Он пошатнулся и упал в ее кресло (в тот момент, когда он опустился в кресло, у него в мозгу проскользнуло воспоминание — как отпечаток на сетчатке глаза, воспоминание, таившееся где-то в глубинах его памяти, — о молодом человеке, который так же сидел в этом кресле прошлой осенью. Теперь Пол понимал, что это один из его студентов, которым по средам он читает курс «ФУТЛИНГ 1100». Он увидит его завтра утром на занятии, всего через несколько часов. Его зовут Александр, и ходят слухи, что у Ринкель с ним роман).

В ту же минуту Пол совершенно успокоился. Сердце перестало бешено колотиться, он дышал равномерно и беззвучно, пот на лбу высох. Теперь он все знал, а это лучше, чем догадываться. С этого момента он будет невозмутимым и неприступным, и если кто-нибудь войдет в кабинет, да, если даже сама Ринкель войдет в кабинет, он просто помашет найденной рукописью.