Николай Климонтович - Фотографирование и проч. игры

Прошло совсем немного времени, и мы заметили необычайную склонность к нему всех содомихинских.

Мы ломали головы, как это темная и неприветливая Содомиха так разом и так славно приняла чужака: непроницаемые, с сухими губами, старухи низко кланялись Фотографу, имя его произнося с ласкательными суффиксами, неизменно прибавляя «наш»; две бабы помоложе, за шестьдесят, вскопали ему огород и посадили картошку; а мужики (их было в деревне трое), едва завидев, заискивающе улыбались, только что шапок не ломали, и, поправив ему баню и почистив ему колодец, стали собираться к его дому на закате — смолить папиросы.

Легче всего было решить, что Рыжий купил Содомиху. Но, во-первых, деревня была отнюдь не бедна, во-вторых, содомихинские по-своему были несомненно горды. Так что дело было не в лимонах и тушенке, не в лекарствах от артритных болей в старушечьих негнущихся руках (на вопрос, доктор ли он, Рыжий никогда не отвечал), не во всегдашнем наличии у него браги (именно для ее ускоренного изготовления и нужна была стиральная машина), не в фотографировании даже всех желающих с помощью невиданного здесь поляроида (фотографироваться, так же как и пить брагу, больше отчего-то любили мужики, не бабы).

Единственный на всю округу магазин был на том берегу. Купить в нем было нечего, но раз в неделю на телеге привозили хлеб и сгружали серые грубые буханки здесь же, у магазина, на расстеленный по траве брезент. Местные брали мешками — кормить свиней. Мы плавали туда не только за хлебом, но и за молоком и за яйцами — на нашем берегу не осталось ни одной коровы, а нескольким нашим старухам было не под силу уже и содержать кур. Подплывая, мы часто заставали Рыжего стоявшим по грудь в воде на фоне своего дома и своего сада, как изваяние, с удочкой, в низко надвинутой на лицо шляпе, с куканом на поясе под огромным его животом (добывал живца для ловли судака). А потом становились свидетелями оживленного спора между бабами — кто из них возьмет для Рыжего хлеб, кто лучше знает, сколько ему надо.

Среди нас был один умник, даром что по профессии биолог (впрочем, парень милейший, хоть и фантазер), однажды, прервав рассказ о коитусе у комаров (весьма поучительный, кстати, ибо, оказывается, у разных комариных подвидов, числом около тысячи, гениталии устроены на манер английского замка с тем, чтобы один подвид не мог подобрать отмычку к чужому, чем охраняется внутривидовое разнообразие, комарам столь важное), прервав рассказ, он хлопнул себя по лбу: батюшки, да ведь они никак признали в этом самом вашем Рыжем — своего предка! Кто признал? Какого предка? Ну эти, содомичи или содомяне, как вам угодно, признали в нем предка, просочившегося по весне сквозь ключи и родники к ним в озеро — подобно русалке! Да-да, приговаривал биолог, что вы смеетесь, вы посмотрите на него, видом он — вылитый содомит! И, поскольку сам резонер тоже был толст и тоже бородат, слова его звучали хоть и двусмысленно, но основательно.

Впрочем, говоря серьезно, Рыжего содомихинские держали скорее не за пережиток язычества, но за священника. Быть может, как следует никто ему и не исповедовался, но каждый с удовольствием, нарушая неписаный закон, рассказал про соседа, и с непостижимой быстротой (учитывая, что в деревне он был все-таки практически посторонним) узнал Рыжий многое из подноготной Содомихи. Скажем, что Марьин отец при немцах у мертвых солдат сапоги спиливал (отпиливал на морозе ноги у трупов, оттаивал в избе, так и добывал обувку): что третьего года отправили его содомихинские мужики под лед — Гитлер бил ему веслом по рукам, пока тот хватался за лодку, а после целый год не разговаривал (как во всякой порядочной деревне, здесь был свой Гитлер, а Сталин помер, именно в сталинской избе жил теперь Рыжий); что муж бабки Наташки умер в тюрьме, где сидел под следствием по доносу этого самого Сталина, что гонит самогон (дело было году в пятьдесят третьем, но бабка Наташка до сих пор утверждала, что самогонка была купленная); посидел в свое время и Гитлер, не сразу, как пришел с войны, а позже, за частушку про всё картошка да картошка , от которой хуй повесил голову , но недолго, года три; что Ольга была девка ладная (она и в свои шестьдесят пять была не без следов красоты), но осталась бездетной, молодой муж спьяну уснул в телеге, когда ехал лесом, и его загрызла рысь; что раскулачили у них в свое время только отца угрюмых старух-сестер Глаши и Груни, которые как вернулись из-за Урала, так и живут в одной избе, что денег у них миллион, а может быть, десять тысяч; что в Содомихе партизан не любят, потому как те спалили в последнюю войну полдеревни, всех из домов повыгоняли на снег с детьми и скотом и запалили, чтоб врагу не досталось, а немец прошел мимо и Володьке Наташкиному дал конфету; что вера у них в деревне — пашковская, когда еще собирались молиться, то в Ольгиной избе…