Владимир Березин - Он говорит

Но, я так понимаю, в широкий оборот эту игру ввел тот сумрачный самый литературный гений. Взял он целую кучу салонных игр с общим названием petit jeu и сделал из неё одну, щекочущую обывательское сознание опасностью. Я, правда, столкнулся с её современной версией.

Выглядит это так: сидят люди за столом, разливают водку. Потом замирают, смотрят гипнотически на рюмки, но пить им пока нельзя. Наконец, один говорит: „Я никогда не прыгал с парашютом“… Или она (потому что игра эта далека от мужского шовинизма, и водящим-разводящим может быть лицо любого пола) говорит: „Я никогда не изменяла мужу“. Или он, опять же, говорит: „Я никогда не управлял автомобилем в нетрезвом виде“. И тогда… И вот, тогда те, кто прыгал, изменял или водил должны выпить свою водку. Остальные пропускают, угрюмо смотрят по сторонам, запоминают чужие грехи. Автор этого праздника публичного обнажения мне неизвестен, да и хрен с ним, собственно, с автором.

Не Фёдор Михалыч, чай.

Эта игра замешана на честности, доказательств в этом карнавале ни у кого нет. Можно признаться в тайной страсти. Или с удивлением узнать, что твой близкий друг был близок с твоей женой.

Ну, а если никто, как и водящий, не прыгал и всё такое, то должен пить тостующий. При некотором стечении народа и достаточном количестве смазывающей воображение жидкости, игра скоро становится забавной. При этом вышло, что игра эта абсолютно филологическая.

Один мой приятель и говорит: „Я никогда не целовался с мужчинами“. Ну, а я про себя быстро думаю — считать ли поцелуем то, что делал полковник Литвиненко перед строем после учений. Был он суровый мужчина — брал за плечи и засасывал по самые ботинки. Потом, правда, сплёвывал.

В общем, мне всё это очень понравилось. Правда, собравшиеся друзья, лесники и огородники, прокляли всё. Наконец, один из них наклонился ко мне и сказал:

— Хватит пить, чмо бывалое!»

Он говорит: «А меня из терапии быстро выписали. Потому что, сказали, вы у нас не профильный. А воспаление легких вам и в другом месте полечат. Теперь я лежу в урологии. Тут ходят старики с мешками для мочи на животе. Один и вовсе сумасшедший — блеет и трясет головой. Лондонский бедлам собственной персоной. Но можно обмануть судьбу — рехнуться гораздо раньше.

Опередить, так сказать. Я думаю, что тут пол-отделения так сделало.

Тут ведь что: полежишь три дня, и у всех уже диагнозы общие. Чуть врач за порог — все утыкаются в свои планшеты и ну искать подробности, повышать осведомлённость.

Я по этому поводу расскажу тебе такую историю: в середине девяностых к нашей компании приблудился один человек, что поражал нас своей осведомлённостью. Например, набивался в гости и говорил: „Не надо адреса, я так найду“. И действительно приезжал вскоре с каким-то дорогим виски. Или, когда мы сидели в Строгинской пойме, выходил к нам из кустов. Довольно быстро мы поняли, что он никакой не чекист, а просто работает в банке, только работает в службе безопасности банка и имеет доступ к базам данных и телефонной пеленгации. Как-то общение сошло на нет, да и сам он исчез.

Фокусы у него были простые, конечно, не для рядового человека, но и не для Штирлица. Да я и сам как-то, не затратив ни копейки, находил людей в Москве вплоть до номера домашнего телефона и адреса. Просто в банке, понятно, возможности шире. Но разумные люди этим не хвастают, и то, что он больше не появлялся, мне показалось закономерным. Жизнь жестока к людям, которые покупаются на внешнюю оболочку профессий. Прекрасно быть красивым офицером и сплясать с Наташей Ростовой в белых лосинах и прекрасном мундире, но непременной составляющей является сначала ядро под Аустерлицем, а потом гнойная смерть в каких-то съёмных комнатах в Ярославле. То есть, сплясать — прекрасно, но это минут пять.

Так и с этими медицинскими знаниями — оно, конечно, хорошо, но лучше без этого знания как-то прожить до старости. А то у меня был сегодня диалог с медсестрой.

— Ничего, — говорит, — поможет укольчик-то. А не поможет, так завсегда у нас топор есть.

— Лучше уж веревочка, — отвечаю.

— С веревочкой долго мучиться будете.

— Нет, нет, — говорю, — у толстяков таких проблем нет. У них сразу шейные позвонки ломаются.

Она сомлела и выдохнула:

— Вы такой понимающий! Прямо как доктор!».

Он говорит: «…Я сейчас вспомнил, как моя сестра с брезгливым удивлением рассказывала про мужчину, что гордо произнёс за столом, такие вещи чаще всего за столом произносят, в середине вечера, что никто от него не делал абортов. Сестра моя тут же вспомнила, как забирала его подругу из больницы.