Андрей Кузечкин: Менделеев-рок

Каким ветром ее сюда занесло? Она и сама не знала – сидела с таким видом, словно ничто вокруг ее не касается, и клевала салат. Чуть полненькая, похожая на упрямого ослика из-за круглого носа, приподнятого так, что ноздри кажутся чересчур большими. Кому-то другому она бы, может, и не понравилась, да и я не очень заинтересовался ее внешностью, как и праздником вообще.

Кроме Ани на той вечеринке я не знал абсолютно никого – ни виновницу торжества, ни ее тридцатипятилетнего бойфренда, ни их коллег по работе, дамочек (или самочек, как вам больше нравится) самого разного возраста. Аня, вопреки своим опасениям, быстро нашла общий язык с прочими гостьями, которые сочли ее имидж слегка эпатажным, но интригующим. Забыв про меня, моя спутница с головой ушла в разговор на вечные женские темы. Как известно, их всего две: 1) «Все мужики – козлы!» 2) «Надеть абсолютно нечего!»

Время тянулось как бесконечный удав. Умиравшему от недостатка внимания Ромке не хотелось ни есть, ни пить, ни петь. Тем не менее он добросовестно изображал «веселящуюся единицу» (как выразились в свое время Ильф и Петров), сидя в углу и пялясь на мохнатую желтую собаку, неподвижно лежавшую у противоположной стены.

– С этой собакой такой случай связан, – заговорила эта незнакомая девчонка, дыша мне в ухо. Я и не заметил, как она подобралась ко мне. – Я по секрету расскажу, смотри, никому не сболтни. Это давно было, когда Настя в школе училась. У нее тогда другой парень был, Алик. Он как-то раз пришел к Насте в гости, сидел-сидел на этом диване, и вдруг ему сильно захотелось в туалет по-большому…

Она перешла на громкий хриплый шепот и приблизила лицо к моей щеке. Судя по запаху изо рта, выпила она изрядно.

– А он очень нерешительный был, краснел, даже когда с Настькой здоровался, а уж спросить, где туалет, для него было страшнее смерти. Что же делать? Этот балбес вот чего придумал: когда Настя вышла из комнаты приготовить чай, он, не долго думая, спустил штаны и опростался на ковер рядом с собакой! – Девчонка несколько раз фыркнула, точнее, хоркнула, как северный олененок.

– Так не бывает, – заявил я.

– Бывает. Ну Настя возвращается и видит: ковер испорчен. Алик говорит: это собака сделала. Настя: не могла она этого сделать. Алик: говорю же, это собака. Настя: да не могла она этого сделать! Она плюшевая! – Моя собеседница уткнулась носом себе в коленки и затряслась. – На этом у них все и закончилось, – продолжила она, просмеявшись. – Она его ославила на весь Химик.

Я от души посмеялся над историей. Впоследствии мне неоднократно приходилось слышать ее от самых разных людей, живших в разных городах и незнакомых друг с другом, и героями всякий раз были парень и девушка с новыми именами. Я даже не удивился, когда ту же байку рассказал по телеку комик Семен Шаферман в какой-то низкопробной передачке вроде «Аншлага».

– Я Роман, – представился я в качестве продолжения разговора.

– Да знаю я тебя! – Девчонка хлопнула меня ладошкой по колену. – Роман, он же Плакса. Тот самый, из «Аденомы»!

– Э-э-э… – Я прямо онемел, настолько это было неожиданно.

– Меня зови Присциллой. Я была на всех ваших концертах, мне так нравилось… Почему вы сейчас не выступаете?

Я пришел в себя:

– Долго объяснять. Слушай, у меня от этой псевдомузыки уже башка трещит… – Я кивнул в сторону магнитофона.

– Да, и у меня тоже, – поддержала Присцилла. – Давай смажем!

Из комнаты общего веселья мы перебрались в полутемный коридор. Я тут же потянулся губами к мордашке Присциллы и поцеловал ее в горячую щеку, а она буквально навалилась на меня и обхватила обеими руками. В тот же момент выяснилось, что не по причине внезапного прилива страсти, а чтобы устоять на ногах.

– Плохо мне, – пожаловалась она. – Пошли на свежий воздух…

В подъезде мы не задержались – там мерзко пахло дезинфекцией и кошачьим пометом. Мы вышли из подъезда прямо в ночь. Я прижимал к себе эту красавицу обеими руками, поддерживая ее. Это было невыносимо приятно. От ее волос пахло чем-то хвойным, я словно обнимал маленькую елочку. Ближе к концу улицы (хотя это была и не улица, а беспорядочное нагромождение недоразвитых небоскребов) Присциллу вырвало.

– Всю романтику испортила, да? – грустно спросила девчонка. – Прости.

Я спросил:

– Может, назад пойдем?

– Да ну еще! Давай всю ночь гулять. Забредем куда-нибудь далеко-далеко! Только это… мне бы чего-нибудь бодрящего.