Дэн Роудс - Антропология и сто других историй

– Раньше она никогда это так не называла, – рыдая, повторял я, пока они надевали на меня наручники и вели к полицейскому фургону.

Моя девушка сидела без работы целую вечность, поэтому когда она устроилась наконец водить самолет, я ужасно обрадовался. Взволнованная перед первым полетом, она здорово смотрелась в новенькой пилотской фуражке. Самолет поднялся в воздух, и она взяла курс на Лиссабон. Глупышка слишком увлеклась, подкрашивая губы и разглядывая свое отражение в зеркале заднего вида, и лишь в последний момент заметила, что ее «Боинг-747» вот-вот врежется в Пиренеи. Она катапультировалась, но пассажиры и команда погибли. Моя девушка потеряла работу, и теперь она снова целыми днями сидит дома, ест с ножа холодную фасоль из банки и пытается распрямить свои вьющиеся волосы, дергая их изо всех сил.

Моя девушка называет меня Мистер Планистер, потому что я все время строю планы, как мы с нею поженимся и заведем детей. Однажды я спросил у нее:

– А у тебя есть план? Как ты собираешься прожить жизнь?

Она сказала, что всегда хотела спать со всеми подряд, чтобы по максимуму использовать свое красивое, молодое, гибкое тело. Потом, когда ей это надоест, может, она и подумает о семье.

– Но когда ты решишь обзавестись семьей, ты ведь выйдешь замуж за меня? – спросил я, целуя и нежно гладя ее длинные темные волосы.

Она закатила глаза, недовольно скривила губки и сказала:

– Ну что ты ко мне привязался?

Моя девушка не умеет играть на гитаре. Она постоянно ошибается, не попадает в такт, сбивается с ритма, сосредоточенно кусает губы и иногда по пятнадцать секунд, а то и больше размышляет над очередной сменой аккорда. Потом она прекращает играть, и ее глаза блестят в предвкушении.

– Вот. Что это за песня?

– Ну, я точно не уверен, может быть, «Луна над рекой»?

– Нет, – огорчается она, – это «Мы плывем». Ну, знаешь, Пола Маккартни…

И она начинает играть следующую песню, а я точно знаю, что у меня при всем желании не получится угадать мелодию. Это продолжается уже семь прекрасных лет. Я надеюсь, она не научится никогда.

Моя девушка начала кашлять. Мысль о том, что она умрет, а я останусь в этом жестоком мире один-одинешенек, была столь невыносимой, что я тут же отвез ее в больницу. Я потребовал, чтобы ее подключили к аппарату искусственного дыхания.

– Господи, да скорее же! – вопил я. – Иначе будет поздно!

Врач убеждал меня, что мы ее не теряем, что у нее просто легкая простуда, но я ему не верил. Тут нас окружил медперсонал. Издеваясь и выкрикивая ужасные слова, они прогнали нас.

– А что, если это атипичная пневмония? – не сдавался я, пытаясь увернуться от летевших в нас стетоскопов и скальпелей. – Что же мне тогда делать?

Мою девушку задержали с поличным: она воровала монетки у слепого нищего. На допросе она хранила молчание, но под пытками призналась, что деньги ей были нужны на помаду.

– Но у вас же есть работа, – заявили они. – Значит, есть на что и купить помаду.

– Я могу себе позволить только дешевую, а она нестойкая и на вкус – совсем как мыло. Это ужасно!

К счастью, среди допрашивающих была женщина.

– Она права. Девушка должна быть уверена в своей помаде.

Нарушительницу отпустили с предупреждением. А та женщина из полиции так расчувствовалась, что на прощанье сунула ей в карман тюбик «Ланком» цвета «Вулкан». Моей девушке он очень идет.

С момента нашего знакомства мы с женой не переставая целуемся. Я католик, а она мусульманка, поэтому были некоторые сложности. Все то время, пока мы улаживали отношения с семьями, наши губы не разлучались ни на секунду. В результате родственники смирились с нашей любовью, и мы поженились. Под венец мы шли, переплетясь языками. Даже теперь, после шести лет брака, мы неразлучны. Мы не переставали целоваться ни во время зачатия, ни во время беременности, ни во время рождения нашего первого ребенка. Наши губы похожи на четыре потрескавшиеся корочки, а подбородки всегда в крови, но мы никогда не остановимся. Мы слишком сильно любим друг друга.

Орхидея твердо решила, что ее первый поцелуй должен быть идеальным. Я повез ее в Париж весенней порой. Когда мы стояли на берегу Сены и любовались Эйфелевой башней, на которой зажигались огни, я начал действовать. Она меня оттолкнула.

– Нет, – сказала она. – Едва ли это можно назвать романтической обстановкой. Прости.