Айрис Мердок - Генри и Катон

С наилучшими пожеланиями,

Генри

Моя дорогая Белла, извини, что не ответил раньше, как должен был. Все было, как приехал сюда, ужас и безумие. Кризис личности, как, наверное, назвали бы это вы с Рассом! Я не мог написать, потому как не знал, кто я такой. И по-прежнему не знаю. Думается, и в Америке не знал, только там это не имело значения, поскольку там никто не знает о себе, кто они такие. (И, смею сказать, тем лучше для них!) Здесь у меня была возможность примерить на себя множество ролей, кажется, я еще в процессе выбора. (Только роль клоуна подходит!) Ты строила множество догадок по поводу того, как сложатся мои отношения с матерью, и ни одна из них не оказалась верной. Нет ни скандалов, ни согласия, просто кошмарное безразличие. Я не хотел этого, мне это не по душе, но тем не менее я сам каким-то образом способствовал этому — или мы оба. Это невыносимо и мучительно и, в сущности, жестоко для обеих сторон. Странно, что я способен видеть ситуацию и описать ее, но изменить не в состоянии. И все средства старого верного психоанализа, которые ты в этот самый момент перебираешь в голове, тут бесполезны. Эти претендующие на глубину объяснения оказываются столь абстрактны и наивны в случае наших страшно запутанных отношений, которые вконец испорчены. Ты думала, она расплачется у меня на плече, что я буду ей нужен, что она захочет, чтобы я заменил ей Сэнди. Ничуть не бывало. Она таит в себе горе по нему. Я даже не вызываю в ней разочарования, а, кажется, только раздражаю! Я не видел у нее ни единой слезинки. Господи, она каменная.

Полагаю, те женщины (я имею в виду английских буржуазок, а не эмансипированных сумасбродок вроде тебя!) очень рано приучались к одиночеству и к тому, чтобы со всем справляться самостоятельно, даже когда они жили в лоне семьи. На мой взгляд, отец и Сэнди были ровно то, что ей нужно, в точности такими, какими ей хотелось, кого она боготворила, но тем не менее они были жестокими эгоистами, как все мужчины, когда не испытывают благотворного воздействия незаурядных женщин: отсюда эти жесткость и отчужденность. Мне, конечно, не удается пробиться сквозь эту броню, да и, не встретив с ее стороны ни малейшего знака нежности или привязанности, я не особо стараюсь! Полагаю, она ждет, что ее будут чтить и признавать, как какой-нибудь памятник, а это не по мне. Кстати, о памятниках. Тут у меня есть чем тебя удивить. Я принял решение (которое тоже не по душе матери) продать Холл, и все земли, и всю собственность, и все ценные бумаги — все скопом — и избавиться от всего, что выручу, раздать, пустить на ветер, отделаться, сбыть с рук, сбросить камень с шеи! Надеюсь, ты не шокирована, не опечалена? Знаю, было бы славно принимать здесь тебя с Рассом, напиваться в библиотеке с резными панелями под Гринлинга Тиббонса, а потом ты бы танцевала нагишом в парке и так далее в том же роде! Приятно было бы немножко épater [57] Эпатировать. ( фр. ) Прим. верстальщика здешних обитателей! Но это детские развлечения. А честно говоря, Белла, я просто ненавижу все это, даже не представлял, как возненавижу, пока не увидел снова, да еще моя чертова мамаша, посреди всего этого разыгрывающая из себя герцогиню. Тьфу! Я мечтал разрушить здешний замшелый порядок, но не знал, достанет ли сил, пока реально не столкнулся с ним и не почувствовал, что меня от него воротит. Мать приняла мое окончательное решение довольно спокойно. Она ничуть не пострадает, у нее есть приличная пожизненная рента, и она будет жить в милом домике неподалеку. Теперь, уверен, ты выискиваешь мотивы моего решения: их сотни, и некоторые из них, может, сомнительны (будто меня это волнует), но главные таковы: во-первых, считаю, мне не следует иметь так много, когда другие не имеют почти ничего, и, во-вторых, по складу характера я не гожусь в английские помещики. Я бы возненавидел судьбу и стал бы невыносим. (Ладно, еще невыносимей!) Это не просто духовные муки, но и чертовски материальное, практическое бремя: стены, крыши, деревья, слуги, дренаж, налоги… Боже мой, благословенная простота нашей жизни в Сперритоне, как мне недостает ее!

Ну, это бомба номер один, если я тебя ошеломил, конечно. (Интересно, ожидали вы с Рассом услышать такое?) Приготовься, дорогая, к бомбе номер два. Я обручен и скоро женюсь на милой, скромной, сексапильной, совершенно необразованной игривой самке по имени Стефани Уайтхаус, которую унаследовал от Сэнди, — она, можно сказать, часть моей собственности. Она (в буквальном смысле) бывшая проститутка, и Сэнди прятал ее в лондонской квартирке! (Торжествуй!) Стефани любит меня, и она единственная женщина, кроме тебя, с которой мне хорошо в постели! У нее была ужасная жизнь, и мне ее чрезвычайно жалко. Она далеко не красавица, но очень привлекательна, она меня согревает и волнует, и с ней я чувствую себя в безопасности. Она абсолютно не лэкслинденский тип, и мне не терпится увезти ее подальше отсюда. Кстати, ей тридцать четыре, ты ведь наверняка жаждешь это знать!