Дэниел Мейсон - Настройщик

Я не говорю, что мы не должны нести сюда, в Бирму, нашу культуру, только, может быть, это следует делать с большей деликатностью. Действительно, если мы сделали этих людей своими подданными, то не должны ли мы представить им все лучшее из европейской культуры? Бах никому не может повредить, музыка — это не оружие.

Но, родная моя, я отвлекаюсь от темы. Или же нет, потому что я писал тебе о моих надеждах, а теперь мои надежды начинают медленно растворяться в воздухе под давлением войны и прагматизма и моих собственных сомнений. Все это путешествие мне уже кажется каким-то миражом, сновидением. То, что я уже сделал, настолько крепко связано с тем, что мне предстоит, что временами все бывшее в действительности грозит исчезнуть вместе с тем, чего я до сих пор так и не видал. Как лучше объяснить это тебе? Так как мое путешествие до сих пор было набором возможностей, разыгрываемых воображением, то теперь вероятность его преждевременного окончания заставляет меня сомневаться и в том, что я уже видел в реальности. Я позволил мечтам переплестись с моей реальной жизнью, а теперь реальность угрожает окончательно превратиться в мечты и исчезнуть вместе с ними. Не знаю, имеет ли какой-то смысл все, что я пишу тебе, но, глядя на красоту вокруг, мне представляется, что я стою у наших дверей на Франклин-Мьюз с чемоданом в руке и я все такой же, каким покинул дом.

Что еще написать? Я долгие часы провожу, глядя на холмы Шанского нагорья, пытаясь решить, как лучше описать их тебе. Потому что чувствую, что только так я смогу привезти с собой домой хоть что-то из того, что я видел. Я брожу по рынкам, следуя по разбитым дорогам за воловьими упряжками и зонтиками, или сижу у реки, наблюдая за рыбаками, в ожидании парохода из Рангуна, который может привезти новости о моем отправлении или увезти меня домой. Ожидание становится просто невыносимым, насколько же невыносимы утомительная жара и пыль, в которой задыхается город. Любое решение — ехать дальше или возвращаться — кажется лучше, чем его отсутствие.

Дорогая, теперь я понимаю, что, обсуждая перед моим отъездом всякие возможные неприятности, мы не подумали об одной, которая теперь представляется самой реальной: что я вернусь домой ни с чем. Возможно, эти слова порождены лишь скукой или одиночеством, но, когда я пишу „ни с чем“, я имею в виду не только то, что „Эрард“ останется ненастроенным, но и то, что я повидал совершенно другой мир, но едва начал понимать его. Что-то здесь порождает внутри меня странное ощущение пустоты, которого раньше у меня не было, и я не знаю, заполнит ли эту пустоту путешествие в джунгли или только сделает глубже. Я размышляю о том, зачем же я оказался здесь, о том, насколько мне это необходимо, как ты говорила, как смогу вынести преждевременное возвращение — а для меня это несомненно будет представляться провалом.

Кэтрин, я никогда не был силен в слове, а сейчас я даже не могу подобрать подходящую к моим чувствам музыку. Но уже темнеет, а я сижу у реки, мне нужно идти. Утешением может служить только то, что я скоро увижу тебя и мы снова будем неразлучны. Остаюсь твоим любящим мужем. Эдгар».

Он сложил письмо, поднялся со скамейки на берегу Иравади и направился к дому. Эдгар медленно шел по городским улицам. Открыв дверь маленького домика, он увидел поджидающую его Кхин Мио.

В ее руке был конверт, который она протянула ему, не сказав ни слова. На конверте не было адреса, значилось только его имя, написанное жирными буквами. Эдгар бросил взгляд на Кхин Мио, она в ответ посмотрела на него без всякого выражения. На секунду письмо оказалось в одной руке вместе со своим письмом к Кэтрин. Эдгар распечатал конверт сразу узнал изящный почерк.

«Дорогой мистер Дрейк! Я очень сожалею, что мое первое частное письмо к вам вызвано такими чрезвычайными обстоятельствами, но надеюсь, что вы вполне сознаете, из-за чего ваше прибытие в Маэ Луин оказалось под угрозой. Я огорчен не меньше вашего. При нападении на наш пост струны клавиши ми четвертой октавы были повреждены мушкетной пулей. Как вы понимаете, невозможно сыграть ни одной осмысленной мелодии без этой ноты. Это трагедия, которая недоступна пониманию Военного министерства. Прошу вас, выезжайте в Маэ Луин незамедлительно. Я послал в Мандалай человека, который будет сопровождать вас с Кхин Мио в наш форт. Пожалуйста, встретьтесь с ним завтра на дороге, которая ведет к пагоде Махамуни. Я беру всю ответственность на себя за вашу безопасность. Если вы примите решение остаться в Мандалае, вы сможете сесть на корабль, отправляющийся в Англию, еще до конца недели. А. Дж. К.».