Появились намётки
Намёки на что?
«На моё увольнение!» — едва не заорал Ерофей, но положенная трубка не подразумевала ответ.
А утром во вторник, ёрзая под юпитерами, Николай
Николаевич скрежетал зубами. И посреди эфира, не выдержав, вскочил: «Я скоро вернусь!»
И Ерофей долго сидел, закрывшись руками.
«Да тобой можно детей пугать, — ободрил Ртов. — «Вот придёт Ерофей, всем навесит фонарей!»»
Ерофей промолчал. И вынул дневник Ветца, который носил как Библию.
«На земле всегда время негодяев».
Вторник оказался длинным, как список грехов. И также предполагал расплату. Уже через пару часов вокруг забегали, точно какая-то новость, которую пока ещё боялись произнести вслух, всполошила муравейник.
А на Никодиме лица не было.
Кто же мог знать. — бормотал он. — Кто же мог знать.
Да что стряслось? — не выдержал Ерофей.
Николай Николаевич покупает наш канал!
Никодим стоял бледный, от былой развязности не
осталось и следа.
А как же «ничего личного»?
В голосе Ерофея звучала надежда.
Какой там! — обрубил Ртов. — Он жаждет крови.
У Ерофея заломили виски.
И что же делать?
Ртов посмотрел пристально.
Искупать вину, — он замялся. — Ему понравилась Лилит.
Кровь бросилась в лицо Ерофею, он сжал кулаки.
Ах, какие мы благородные! — отступив на шаг, скривился Никодим. — Это Ртов — грязный сводник. А когда адрес у меня брал, о её прошлом не спрашивал.
Ерофей замахнулся.
Не пугай! — заорал Ртов. — Баб нет!
И пощёчина повисла в воздухе.
Впрочем, тебе решать, либо честь, либо передача.
Ерофей упёр подбородок в шею, и на месте лица у
него оказалась макушка.
Вот и хорошо, — закудахтал Ртов. — Николай Николаевич на многом не настаивает — только один раз. Нужно её с бумагами послать. А Лилит — женщина умная, даже тебе ничего не расскажет.
В ушах у Ерофея зазвенело, будто пропел петух.
Календарь вывернули наизнанку: опять была среда, седьмой день его славы. Всю ночь, ожидая Лилит, Ерофей читал дневники Ветца.
«Жил — крутился, а прожил — будто сигарету выкурил. Кто заставлял меня рыться в грязном белье? Кто вынуждал из сплетен делать профессию? Ведь сплетни, как клопы, безобидны только в чужой постели. А теперь я устал, и дни мои, как разбитое корыто, в котором не отстирать прошлого.
Отчего рождаешься среди ангелов, а умираешь среди бесов?»
Позвонил Анатас Трёч.
Похоже, вам не до расследования?
Ерофей промолчал.
А может, пора собственные грешки пришивать к делу?
Казалось, он ещё больше охрип от язвительности.
Чем выше забрался, тем больнее плакать. А, «звезда»?
Шестёрка в чужой колоде! — взорвался Ерофей. — Под кем ходишь?
Как и все, — на удивление спокойно ответил редактор. — Под Богом.
«А Суда над нами не будет, загробная жизнь продлит земную: кто жил, как в раю, попадёт в рай, кто, как в аду, — в ад.
Поэтому блаженны алчные, ибо возлюбили они деньги больше себя.!
Счастливы лицемеры, ибо нашли спасение во лжи!
Благословенны несведущие: они искали козла отпущения, пока за спиной у них точили ножи!
А молиться сегодня нужно так:
«Пусть утешатся властители, ибо небесный мир, как и этот — их, и останутся в нём первые первыми, а последние последними!
Пусть обретут венки искусители, когда взойдут на амвон пастырей!
Пусть насытятся прозорливые неверием, а у верующих да не отнимется слепая вера их!
Ибо время всех прогонит грязной метлой»».
Лилит не вернулась. И не позвонила.
И к утру Ерофей догадался, что его оставили в дураках. Если не Ртов, то Николай Николаевич, набирая очки, открыл ей глаза. Пасьянс сходился: Николай Николаевич получил Лилит, Лилит — влиятельного любовника, а Ртов, выслужившийся за чужой счёт, остался на канале и уже подыскивает нового ведущего.
Не попадая в рукава, Ерофей стал одевать пальто.
Моросил дождь, у парадной Николая Николаевича дежурил охранник.
Вам назначено? — закрыл он дорогу.
Не узнаёшь? — проснулась в Ерофее «звезда».
Чай, не Богородица.
Но, оскалившись, пропустил. Ерофею показалось, что охранник догадывается, зачем он идёт, и теперь, когда он птицей взлетает по лестнице, одобрительно смотрит в спину. Под дверью он высморкался и, нащупав в кармане пистолет, решительно утопил звонок.
Его разбудил телефон.
«Ах, какие вы все скоты. — всхлипывала Лилит. — Холуи продажные.»
И Ерофей долго слушал гудки.
Читать дальше