Иван Зорин - Стать себе Богом

Оттого ваши романы похожи на комиксы?

Руки с живота мгновенно взлетели, удивление на лице сменила злоба.

Зря ты с ним связался, — остерегла вечером Лилит, — он из «могучей кучки».

Ерофей и сам чувствовал, что допустил промах. Плевать! К тому же Никодим остался доволен. «Как ты его поддел! — заржал он. — Скандал рейтингу как кобыла жеребцу! А за себя не бойся, все же понимают, что это — работа, а на работе ничего личного».

Однако неприятности обнаружились скоро, и за ними проглядывалась рука «могучей кучки».

Своих в обиду не дают, — листая газеты, удовлетворённо кивал Никодим, точно находил подтверждение своим взглядам на мир.

И что теперь?

Ерофей уже раскаивался в своей смелости.

Мелкая грызня разрешается, — похлопал он по плечу. — Иначе зритель закиснет…

По дороге Ерофей попал в «пробку». Лил дождь, «дворники» убирали ручьи со стекла. «Значит, такой порядок, — барабанил он пальцами по рулю, — можно бороться с кем угодно, разоблачая всех, можно выдавать любые секреты, кроме одного, что все — за одно».

«— Надоело, — признался я Ртову. — Унижаемся перед кем попало.

Так весь мир зад лижет, — рассыпалсяон коротким смехом. — Кто за рубли, кто за баксы… В наши дни единственный порок — бедность», — успел выхватить Ерофей из дневников Ветца, когда заехал за Лилит. Приглашал Николай Николаевич, и отказ исключался.

Воскресенье казалось бесконечным. Время точно провалилось внутрь себя и тащило за собой, как сползающая скатерть, в бездонную яму. Вечеринка была в разгаре. Был Ртов и какие то «нужные» люди. Пили за здоровье хозяина, праздновали его победу на выборах.

Закон один, — проповедовал Никодим, помахивая рюмкой, как кадилом, — «Возлюби деньги больше себя!» И равный ему: «Возлюби деньги ближнего, как собственные!»

Он едва сдерживал смех и, призывая к тишине, стучал вилкой по стеклу.

Деньги — божье наказание, — покачал головой один из «нужных». — С ними забот не оберёшься.

И разгладил усы, под которыми прятал заячью губу.

А Лилит отчаянно кокетничала, возвращаясь из дамской комнаты с напудренным носом.

«Кокаин», — догадался Ерофей.

Он смотрел по сторонам и думал, что Бог и дьявол давно ударили по рукам, и с тех пор «проклятым» вопросом стало: «сколько?», а мироустройство свелось к таблице умножения.

А Николай Николаевич оказался ценителем старины.

Автомобилям предпочитаю кабриолеты, — с гордостью показывал он картины импрессионистов. — Раньше народ простодушнее был, оттого и в искусстве смыслил больше.

Никто не перечил, и только Никодим, улучив момент, прошептал:

Из грязи в князи.

«Смотрю на Ртова: родную мать продаст! Особая порода! Как летучие мыши, такие рождаются со знанием цели, повадки и нюх заменяют им ум. Других они воспринимают как вызов, и точно злые колдуны превращают в свою тень, заставляя жить, как они, думать, как они, и, как они, предавать».

А ночью Ерофей кусал подушку.

Ищите, ищите! — подгонял редактор. — Факты, фактики, фактишки. Жизнь не прыжки через скакалку — каждый успевает наследить.

Но за мной ничего нет!

А я говорю, есть! — ударил себя в грудь редактор. — Не будь я — Анатас Трёч!

И Ерофей проснулся от собственного крика.

Не бойся, — поцеловала Лилит, — на понедельник сны не сбываются.

Никодим не ошибся: в работе ничего личного. И модный писатель сидел за круглым столом уже в понедельник.

Искусство вечно, — вздыхал он, сложив руки на

животе. — Умерли его ценители.

Искусство и жизнь говорят на разных языках, — кивали ему. — Искусство учит — жизнь переучивает.

Ерофей не вмешивался. А после, обмывая мировую, закусывали коньяк лимоном и говорили каждый о своём.

Николая Николаевича трэба опустить, — как бы между прочим объявил Никодим, когда писатели разбрелись. — Слишком много на себя берёт.

Ерофей мгновенно протрезвел.

Ну что смотришь! — окрысился Ртов. — Ветер переменился, а мы люди маленькие.

Ничего личного, — икнул оператор.

«Церберы чужого ада», — вспомнилось Ерофею. Однако такой поворот его не устраивал — говорить Николаю Николаевичу гадости придётся ему.

А зрители?

А что зрители?

И Ерофей осёкся.

Так что завтра Николая Николаевича.

Ртов провёл по горлу ребром ладони.

А Ветц? Он тоже так делал?

На расплывшемся лице залегла складка.

Так делают все!

Их будто подслушивали.

Ну, как дела? — донёсся из телефона хриплый голос.

Ерофей заслонил трубку ладонью: