Что ты говоришь, отец…
Анфиса по-прежнему сидела у окна с ребёнком на руках. Но говорила тихо, точно уже смирилась с тем, что он осиротеет.
А вечером побежала к Цыцу. Умоляла, плакала.
— Он знал, на что шёл, — с глухим недовольством перебил Цыц. — Кроме того есть законы, перед которыми я бессилен.
Анфиса бросилась на колени. Глаза у Цыца стали, как у удава:
— Два года я ждал этого, — оценивающе окинул он её. — А ты привлекательна — в Москве полно женихов…
Анфиса вернулась только к утру.
А в полночь к Галактиону постучался учитель. Долго мялся, не зная, с чего начать, после улицы его очки запотели, и он близоруко щурился, вытирая их о рукав. А опрокинув стопку, мотнул головой:
— Это ужасно, нас превращают в зверей! — и тут же потянулся к графину. — Они много себе позволяют, — глянув на дверь, выпил он так быстро, что пролил на воротник. — Нарушают права человека! — А после третьей уже задирал палец: — Однако с точки зрения государственной политики… Бывает, необходимо пожертвовать… Впрочем, не слушайте, я несу околесицу.
Галактион сидел за столом, скрестив руки, и старался думать, что когда-нибудь этот человек выучит его ребёнка, расскажет, чем обязаны все вокруг его отцу. Но эта мысль, ещё недавно соблазнительная, теперь не грела.
— Я горький пьяница, — блестел очками старик, — и мне терять нечего.
А прикончив графин, осоловел. Шатаясь, обернулся в дверях:
Мы будем за тебя молиться.
Молитесь лучше за себя! — огрызнулся Нетяга.
И долго смотрел на репродукцию «Тайной вечери». С Цыцем больше не договаривались, но всё вышло само собой, и в субботу деревня высыпала на
СУД
Руководил всем Соломон Цыц. Но временами он выступал как истец.
— Этот человек, — указывая на Галактиона, обращался он к бережковцам, — присвоил чужие деньги. Его вина усугубляется тем, что он злоупотребил доверием. Заметьте, у него была возможность раскаяться, но он пренебрёг ею… Я обвиняю его в воровстве, обмане доверия, укрывательстве краденого!
Играя желваками, Цыц отступил в тень. Настал черёд прокурора.
— Галактион Нетяга не сказал нам, откуда у него деньги, — выдвигал обвинения хромоногий староста. — Тем самым он ввёл нас в заблуждение, приведшее к катастрофическим последствиям… — Было видно, что он тщательно готовил речь. — Подсудимый сделал нас невольными соучастниками преступления, так что пострадавшими можно считать всю деревню. И мне не нужно вызывать свидетелей — преступление вершилось у всех на глазах.
Галактион вспомнил, что староста любил фильмы про судебные разбирательства. Тот говорил долго, а под конец потребовал смерти. Никто не удивился, после его слов все почувствовали обиду.
Адвокатом был Твердохлёб.
— Я спас его, — выступил он вперёд, но закашлялся, и на глазах у него навернулись слёзы. — Если бы я знал… Вон как всё обернулось.
Он беспомощно топтался.
— Мы выслушали защиту, — с глухим раздражением оборвал его Цыц. — Кто хочет добавить?
Толпа подалась.
— Мы и без него не тужили, — сдвинул брови плотник, — а он пробрался, как змей-искуситель. — Голос плотника стал библейски строг. — С таким не цацкаются: кто искусил малых сих, тому мельничный жернов на шею.
Многие закивали.
— Дело за малым, — оскалился Цыц, — выслушать подсудимого.
Галактиона выпихнули вперёд. Он искал глазами Анфису, но она осталась дома. «Ребёнок.» — подумал он.
— Мы ждём! — прикрикнул Цыц.
Галактиона развернули против солнца, он сощурился, и его шрамы слились с морщинами.
Я заслужил смерть.
Все ли согласны с приговором? — подхватил Цыц и, поправляя жилет, дёрнул золотой цепью.
Воцарилось молчание.
— Не слышу, — кривляясь, Цыц оттопырил ухо. — Хорошо, будем голосовать, как немые.
Медленно вырос лес рук. Дурачок тянул две.
— Справедливость восторжествовала, — подвёл черту Цыц.
Все почувствовали такую усталость, точно целый день кололи дрова, и казнь назначили на
ВОСКРЕСЕНЬЕ
Едва не пробив крышу, всю ночь барабанил дождь, и теперь кругом были лужи. Стоя у стены в ожидании расстрела, Галактион вспоминал, как минувшей ночью Анфиса предлагала себя в постели, а после гладила по щеке: «Ты делаешь это ради ребёнка.»
И опять осталась дома.
Долго пререкались, кто будет стрелять. Бережковцы отнекивались, но Цыц оставался непреклонен. И тогда они с решимостью скорее всё кончить взяли автоматы у стоявших за ними людей Цыца. Никто не хотел испортить свой дом, и Галактиона поставили к недавно отстроенной церкви. Он смотрел поверх голов, как после ночного дождя тяжёлые капли стекают с ели, и вспоминал тот рассвет, когда его подрал медведь.
Читать дальше