Анатолий Ким - Радости Рая

Моя встреча с Сашей Циолковским на глиняной тропе, сбегающей с высокого берега к реке, явилась случайным пересечением судеб двух существ из разных измерений. Я, Аким, знал о том, что он покончил с собой. Александр же Циолковский ничего не знал обо мне. Но он таки обрел судьбу гения, умерев в 37 лет, затем возродившись морепроходцем Конюшковским. А у меня в этом «возрасте гения» только лишь появилась первая книжка «Голубой остров». Я хотел услышать от Саши Циолковского, синеглазого отрока, который был для меня прозрачнее утреннего тумана, сумел ли он простить самого себя, и отца своего, и Вершителя Мира, и меня, грешного автора этой книги, и все человечество за тот эксперимент, который мы учинили над ним и над самими собой, назвав это жизнью на Земле . Но не успел я задать свой вопрос, как лучи наших судеб разошлись с места их пересечения в Гвантирее, газовое облачко земных воспоминаний угасло, и я вновь оказался в одиноком полете неизвестно куда и, главное, неизвестно зачем.

Всему этому предшествовала Темнота, куда еще не успел прийти свет, и это было лоном для жизни. Я не зачал еще себя в этом лоне, уже изначально не ожидал прихода света. Понятие самого себя еще отсутствовало во мне. Не осемененная ни единым проблеском света, Темнота была родиной всех нас, названных тварями вселенной. Но никто из нас, тварей, не желал сотворения себя, мы были сотворены вероломно, потому что брызнул откуда-то спермообразный луч творения в блаженную темноту, которого еще никогда не касался свет. Никогда — это означало нигде.

Зухра увидела этот световой фонтан, когда в темноте юрты Алмас добрался до ее лона, которое она оставила в обнажении, широко раскинув свои жаркие, маслом растекающиеся ноги. И вот, когда Алмас, видоизмененный в ее закрытых глазах, ставший пушистым тугим зверем с единственным гладким рогом, — когда Алмас вошел в нее бесконечным единорогом, и брызнул вверх этот ослепительный фонтан, — Зухра наверняка поняла, что у нее родится ребенок, сын. Через двести лет один из его потомков стал в капиталистической республике Казахстан миллиардером, а сын этого миллиардера, Елеу, погиб в автомобильной катастрофе на Шимкентской трассе. Душа его была перенесена и вселена в тело марокканского принца Искандера Хасани, которое было телепортировано в Даккар к моменту вселения в него души погибшего Элеу. Он же осознал себя при воскресении как потомок индийского короля в Пенджабе, под именем Ашок. После унаследования полумиллиарда английских фунтов Ашок бросил высокую дипломатическую службу в Англии и отправился вместе с молодою женой Ванитой на лайнере «Куин Мэри-3» в кругосветное путешествие.

Однажды в роскошной каюте первого класса, которую занимали супруги, проснулась и полетела откуда ни взявшаяся зеленая муха чудовищного размера. Ванита увидела ее и закричала умирающим голосом, который был услышан в полудреме императорским пингвином в Антарктиде, мимо которой проплывала «Куин Мэри-3». Этот пигнвин, по имени Мыстолом, как раз спрыгнул со льдины в воду, жаждая охоты на мелких кальмаров, коих неизмеримая и неисчислимая густая туча как раз подплыла к ледяному припаю шельфа Земли Королевы Мод. В то же мгновение, как Мыстолом погрузился в воду и вытянулся, словно стрела, на него обрушился не замеченный этим пингвином громадный морской лев Троханов и смял шею пингвинью в своей грубой пасти.

В это мгновение и услышал Мыстолом отчаянный вопль индийской красавицы, увидевшей летавшую над столом громадную зеленую муху. Зайдясь в вопле, Ванита, однако, краем сознания удивлялась тому, до чего же окрас мухи был схож с зеленым оперением деревенского петуха по кличке Брамапутра, которого девочка Ванита и боялась, и любила, и с замиранием сердца подступала к нему с чашечкой кукурузных зерен. Прибежали в каюту и стюард, и муж Ашок, потомок королей, и начали с полотенцами в руках гоняться за мухой. Но вдруг она затерялась под огромным, на весь потолок, колпаком светильника, найдя маленький лаз и протиснувшись туда с особенно зловещим, невыносимым, словно издевательским, громким зудением — и вдруг смолкла. Безутешна была изнеженная Ванита, ибо сочла, что эта зеленая муха не что иное, как месть петуха Брамапутры. Который однажды так сильно клюнул девочку по руке, когда она протягивала ему чашку с кукурузой, что пошла кровь, и дерзкого петуха родители ее приказали вон удалить со двора, и слуги навсегда унесли куда-то Брамапутру. Теперь он явился, считала Ванита, в виде зеленой мухи, чтобы рассчитаться с нею за свою обиду и раннюю погибель. Ванита была в отчаянии, и Ашок с необычайной нежностью и виноватостью в голосе спрашивал у нее, гладя ее по блестящим темно-гнедым волосам: