Владимир Очеретный - Незадолго до ностальгии

— Ведь не было, — подтвердил он и тоже сел.

— Тогда из-за чего?

— Понятия не имею.

Вера некоторое время молчала, глядя на него с изучающим прищуром, и вдруг он почувствовал, как она с двух сторон ухватила стопами его лодыжку и медленно подняла штанину джинсов. И медленно отпустила.

— Ты всё понял, Киш!

— Э-э?

— Хочешь, — она кивнула в сторону дома, — поднимемся наверх?

«Вот так запросто? — подумал он недоумённо. — После десяти минут разговора?»

Незамутнённый Верин взгляд, словно предвосхищая его вопрос, говорил: «Что тут такого?», и Киш вынужден был признать — в общем-то, ничего, ведь один раз у них уже было. В юности такой стремительный переход показался бы ему даже романтичным, и он не увидел бы в этом ничего предосудительного. Но, кажется, она что-то говорила о муже?

— Я стала ещё слаще, — Вера обещающе улыбнулась ему, — и ты, я знаю, тоже многому научился!

— Это да, — согласился он, стараясь быстрее одолеть внутреннюю неловкость. — Но знаешь, как говорят: «Если б молодость знала, если б старость могла»?.. Боюсь, на этот раз я тебя насмешу ещё сильнее…

— Ой-ой-ой, не прибедняйся!

— А как же муж?

— За это можешь не переживать: муж на Ностальгии, спокойно объяснила она. — Мы не виделись уже два с половиной месяца. И у меня за это время никого не было! — последняя фраза, по-видимому, содержала особый смысл, и было непонятно, Вера то ли хвастает, то ли жалуется.

— На Ностальгии? — Киш посмотрел на неё с любопытством. — И что он там делает?

— Как что? Работает. Я тоже там работала — пол год а и потом ещё год. Мы там и поженились. Это было очень романтично — Серебряный век, декаданс, конные экипажи!.. Но потом беременность, ребёнок, а там медицина столетней давности. Сам понимаешь, мы не могли так рисковать, но и прерывать такой выгодный контракт он не мог. Поэтому он там, я тут, и вообще… Ну что — идём?

— Конечно, нет!

— Ты меня не хочешь? — поразилась она, глядя на него во все глаза, и тут же решительно отвергла: — Не может быть!

— Конечно, не может, — согласился Киш, — таких женщин, как ты, невозможно не хотеть. Ты стала настоящей секс-бомбой. Сразишь любого. Давай, так и будет считаться: я очень тебя домогался, но ты меня отшила?

— Почему? — не поняла она.

— Ну как почему? — вздохнул он.

Потому что она замужем и очень любит своего мужа. Потому что слова «семья», «верность» и разное там «совет да любовь» для неё не набор пустых звуков. Потому что, если в спальне ему вдруг захочется рассказать о роли этрусков в становлении римской государственности, они пропустят весь праздник. Только на таких условиях он согласен.

Вера казалась озадаченной.

— Знаешь, для меня слова «брак» и «любовь» действительно не пустой звук, — принялась объяснять она. — И я очень люблю своего мужа, но здесь же нет ничего такого! Я — молодая женщина, он — молодой мужчина, у нас есть потребности. Мы с ним это оговорили и решили, что можем пойти на это. Это временная мера, мы не придаём ей большого значения. Просто временная мера, пока мы живём на расстоянии. Да и раньше у нас это случалось — кому как не тебе это знать?

— Ты хочешь сказать: тот твой молодой человек, который был ещё тогда, он и есть твой муж? — почему-то поразился Киш.

— Ну да, а кто ещё?

Что бы там Киш себе о ней ни думал, она — однолюб, сообщила Вера. Однолюбка. Муж — первый и главный мужчина, все остальные — только дополнение, делающее жизнь ярче и вкуснее. Они как специи, которые дополняют основное блюдо.

Киш почувствовал себя зажатым между собственным желанием и напором Веры. Интересно, какой ход использовала бы здесь Варвара?

— А как же Марк? — ухватился он за соломинку. — Это же его день рождения. Неловко прийти на праздник и получать подарки вместо виновника торжества. И вы так красиво танцевали…

— Марк? Ты что! — возмутилась Вера. — Толя мне как брат, я же не извращенка! — она наклонилась к нему: — Киш, посмотри мне в глаза, пожалуйста!

Он разглядел смеющиеся зрачки её зелёных глаз, немного веснушек и влажную розовую улыбку:

— Ну?

— Я тебя сейчас возненавижу, — почти ласково пообещала она, — ты хочешь этого? Я ему предлагаю себя, а он читает мне мораль и пытается вместо себя подсунуть кого-то другого, словно я тащу его в камеру пыток! Как я должна реагировать?

— Тоже мне напугала, — поморщился Киш. — Возненавидит она! Если бы ты знала, как мне хочется задать тебе перцу, не говорила бы этой ерунды…

Какая разница, согласен её муж или нет, сказал он, тут сама постановка вопроса не верна. Для него, Киша, никогда секс не зависел от мужчины — мужского согласия или не согласия, присутствия-отсутствия. Он всегда рассматривал это как два желания — своё и женщины — но никак не три, не четыре, не пять. Поэтому замужние всегда были для него табу. Неужели такие простые вещи надо объяснять юристу? Нарушить закон — а здесь речь идёт именно об этом — можно один-два-три раза, но закон на то и закон, что его нарушение чревато последствиями — далеко не всегда предвиденными. Когда-нибудь всё равно наступает расплата. Она правильно сказала: он сейчас выбит из колеи. А это значит, он и сам не знает, чего от себя ожидать — каких чувств. Его может мотануть куда угодно. Вдруг после того, что произойдёт наверху, он втрескается в неё до умопомрачения? Это запросто может случиться: она стала ещё красивей, а он сейчас ничейный и в каком-то смысле даже отчаянный. И что дальше? Готова ли она стать его постоянной любовницей? А что если потом он захочет, чтобы она принадлежала только ему — захочет, так сказать, стать не просто приправой, а основным блюдом? И начнёт отбивать у мужа? Вот то-то и оно. Такие вещи надо просчитывать ещё на берегу.