Владимир Очеретный - Незадолго до ностальгии

— Надо двигаться вперёд, — помолчав, повторила Варвара, прижимаясь щекой к его груди. — Что ещё остаётся? Не сделаешь — не узнаешь. А ты считаешь, гений — это тот, кто превзошёл климат и почву? — она посмотрела на него снизу вверх. — Может, когда Франц не хотел описывать знакомую комнату, а придумал несуществующий интерьер, это оно и было? Стремление вырваться за пределы места и времени?

— Может быть, и так, — согласился он.

С тех пор редкую неделю они полностью проводили вместе. Варвара зачастила в Европу, изучая биографии наиболее видных кафкианцев — как ныне здравствующих, так и уже ушедших. Она не пропускала ни одного значительного кафкианского мероприятия, крепко сдружилась с Огнешкой и принимала близко к сердцу все перипетии её личной жизни, так что Киш теперь всегда был в курсе, почему та не сложилась на этот раз. Приглашения на конференции теперь поступали регулярно, вместе с ними и довольно интересные предложения по корпоративному консультированию, и плюс к тому — собственные полчаса в неделю на радио, вечером по четвергам. Киш старался не пропускать ни одной передачи, особенно в командировках, когда одиноко вытягивался на кровати в номере отеля. Он очень гордился её успехами и неизменно испытывал симпатию к людям, которые при знакомстве интересовались, кем ему приходится известный тенетерапевт Варвара Арх-и-Камышова.

За всей этой динамикой он не сразу заметил, что Варвара не очень-то и счастлива. Поначалу их тени резко сокращались, показывая успешное продвижение по жизни, но потом её тень застыла как вкопанная и даже немного отыграла назад. Он не сразу решился спросить у неё, почему так, а когда всё же спросил, ничего толком не выяснил: Варвара сослалась на усталость, замотанность, суету — сказала, чтобы он не обращал внимания, скоро пройдёт. Но не проходило. Киш постарался сократить число командировок, чтобы они могли больше времени проводить вместе, однако и это не помогло. Тогда его осенило очевидное: она просто влюбилась в другого и, может быть, даже уже изменила ему. Наверняка её это гнетёт, а сказать напрямую ей не хватает решимости: она не хочет его ранить. «Ты дуралей, Киш, — просто ответила Варвара, когда он, вдоволь помучив себя ревностью, спросил её об этом. — Дуралей и фантазёр». Вскоре у него появился блестящий замысел: им нужно переехать в более просторное жильё — куда-нибудь за город, в собственный дом. Они же могут себе это позволить? Пора, старушка, пора! Варвара идею одобрила, но резонно заметила, что они и в этой-то маленькой квартире бывают не слишком часто, а дом требует гораздо большего времени — и на обустройство, и на поддержание в нём порядка, и вообще. Короче, чуть-чуть потом, когда они будут не так заняты. Иногда, думая о том, чего ей не хватает, он проваливался в желчное раздражение и успевал наговорить ей кучу обидных слов — что она и сама не знает, чего хочет, и другая на её месте просто пела бы от счастья, и неплохо бы ей научиться ценить то, что есть, а не витать в облаках, мечтая о несбыточном, — к счастью, не вслух. Постепенно Киш склонился к мысли, что они с Варварой представляют собой тот тип пары, когда один любит, а другой позволяет себя любить. Мысль не утешала, но, по крайней мере, избавляла от недоумений — тем более, что сомневаться в ней не приходилось. «Дело не в тебе, а во мне», — сказала Варвара, когда он захотел ещё раз поговорить с ней об их отношениях, и Киш почувствовал, что она выставила внутреннюю броню от подобных разговоров.

Оставалось обманываться картинкой: внешне всё выглядело так, как и должно выглядеть у молодой счастливой семьи, даже лучше. Несколько раз они назначали друг другу свидания в городах, которые лежали между ними, и идея встречать первый рассвет в городском парке нашла своё воплощение в Петергофе, «Фольскгартене», «Феофании», Люксембургском саду и нескольких ЦПКиО попроще. Были, были моменты, когда Варвара выглядела и жизнерадостной, и счастливой, но Киш стал подозревать, что это счастье неполное, не до конца, или же (что ещё хуже) — что не он основная причина её жизнерадостности и счастья. Что делать с этим — он не представлял: ситуация, очевидно, была тупиковой, ибо её безвыходность определялась самой человеческой природой — чтобы почувствовать себя по-настоящему счастливыми, людям почему-то необходимо настолько усомниться в реальности происходящего, чтобы воскликнуть на вершине чувств: «Неужели это происходит с нами?!» И чем больше прилагать усилий для увеличения яркости моментов, тем скорее наступает привыкание к ним, а значит, быстрее оказываешься в конце тупика. К тому же возможностей, если разобраться, у Киша было не густо: их с Варварой знакомство оказалось настолько ярким, что перебить его даже восхитительными закатами на Гоа или умопомрачительными красотами Алтая было задачей изначально невыполнимой. Не сказать, чтобы Киша всё это тревожило сильно-сильно (хотя, конечно, тревожило). Он полагал, что настоящее счастье заключается в простых буднях, и был уверен — Варвара разделяет это же мироощущение. Счастье — в повседневности, а повседневность это и есть то самое время, которое всё и расставляет по своим местам — пусть и не всегда так, как хочется, но зато есть возможность для лавирования. Словом, Киш здраво (так ему казалось) рассудил, что если есть в их отношениях тайный нарыв, то рано или поздно он либо рассосётся, либо прорвётся наружу, а торопить его вызревание — занятие напрасное и даже глупое.