Хенрик.Я могу лишь высказать свое собственное мнение.
Королева.Я поэтому и спросила.
Хенрик.Нет, я не верю, что страдания ниспосланы Богом. Я думаю, что Бог с грустью и ужасом смотрит на свое творение. Нет, страдания не от Бога.
Королева.Но страдание призвано нас очистить?
Хенрик.Ни разу в жизни я не видел, чтобы страдание помогало. Зато знаю множество примеров того, как страдание разрушает и деформирует.
Королева( своей фрейлине ) . Графиня, не будете ли вы так любезны передать мне шаль.
Графиня Бьельке тотчас вскакивает и накидывает легкую шаль на плечи королеве. Та какое-то время сидит с закрытыми глазами, прижимая правую руку к груди.
Королева( глядя на Хенрика ) . Если дело обстоит так, как вы говорите, пастор, разве возможно дать утешение хоть одному человеку?
Хенрик.Любое утешение преходяще.
Королева.…преходяще?
Хенрик.Да. Единственная возможность — уговорить человека, ищущего помощи, заключить мир с самим собой. Простить самого себя.
Королева.Разве не Бога мы должны просить о прощении?
Хенрик.Это одно и то же. Если ты прощаешь себя, значит, и Бог тебя простил.
Королева.Неужели Бог так близко?
Хенрик.Бог и человек неразделимы, слиты воедино. Отделять Бога от человека — чудовищная жестокость! Бог как верховное существо, карающая инстанция, самодур — это в корне противоречит всему, чему учил нас Христос. А уж Он-то знал!
Королева вновь закрыла глаза, она чуть откинулась назад, полуоткрытые губы побелели. «Я страшно устала сегодня, извините меня, пожалуйста, друзья. — Она с трудом, пошатываясь, поднимается, фрейлина незаметно поддерживает ее. — Спасибо вам за откровенность», — говорит она со слабой улыбкой.
Потом поворачивается к Анне: «Позаботьтесь, чтобы пастор перебрался в свою новую усадьбу. Думаю, у вас обоих будет широкое поле деятельности».
Она кивает протопресвитеру и камергеру. Подскакивают лакеи, отодвигают кресло и открывают дверь. «Разрешите откланяться, — шамкает барон Сегерсвэрд, протягивая жирную вялую руку, — новая вставная челюсть не позволяет ему даже улыбнуться. — Янссон, будьте добры, помогите гостям».
Он исчезает за зеркалами. Отбытие поспешно и безмолвно. Гостям подают их верхнее платье, и господин Янссон провожает их к Западному порталу. Все происходит быстро, без комментариев. Короткий поклон, двери закрываются. Протопресвитер, выйдя на Борггорден, внутренний дворцовый двор, щурится на солнце. Дует сильный теплый ветер.
Протопресвитер.Так, так, уже пять, у меня служба, надеюсь, молодые люди справятся без старика. До свидания, фру Бергман, до свидания, пастор Бергман, поздравляю с превосходной, хотя и крайне неортодоксальной, испытательной проповедью. Она безусловно произвела впечатление на Высокородную Даму. Новые нотки, воистину новые нотки, терпкие и свежие: Бог оплакивает свое Творение, а почему бы нет? Времена меняются, смелые личные толкования нынче в моде. Интересно, если бы я в молодости… ( Смеется ) Да что же это я разболтался. Поздравляю, успехов вам! Если вы пожелаете обсудить практические детали, то настоятель Челландер полностью в курсе дела.
Он пожимает им руки и, приподняв шляпу, уносится по пустынному, залитому солнцем Борггордену. Хенрик, поглядев с минуту вслед мячиком укатившему прелату, зашагал к Слоттсбаккен — быстрые, резкие движения, бурное дыхание. Анна с возмущением просит его сбавить скорость, она за ним едва успевает.
Анна.Что с тобой? Что случилось? Почему ты рассвирепел? Все ведь прошло хорошо? На протопресвитера злиться нет смысла, настоящий тупица, он сгорал от зависти, это было видно невооруженным глазом. Не беги. Я за тобой не успеваю!
Хенрик.Нет! Нет!
Анна.Что нет? Что значит «нет»?
Хенрик.Нет, нет и нет! Я не перееду в Стокгольм, я не соглашусь на Софияхеммет, я не намерен говорить с придворными проповедниками, камергерами и королевами. Я остаюсь в Форсбуде. Я был идиотом. Идиотом в квадрате. Круглым идиотом. Теперь у меня спала пелена с глаз. Спасибо этому протопресвитеру, спасибо этой Высокородной Даме! Ниспосланы ли страдания Богом? Утонченнейшая утонченность и торжество глупости! Ты слышала, как я молол языком, польщенный, изолгавшийся, высокомерный! Мне нужно вернуться в гостиницу, почистить зубы. Какая муха меня укусила, я совсем свихнулся. Ослепленный и соблазненный, Анна! Ослепленный и соблазненный этой несчастной Дамой и ее любезностями, произнесенными с французским прононсом. Нет, нет. Все, с бергмановской дурью покончено. Мы едем домой, в Форсбуду, к нашим каменистым полям и недовольным, бедным, упрямым согражданам. Я говорю «нет». Нет. Нет.
Читать дальше