Юрий Буйда - Пятое царство

«Ду масаша окульпашил» означало «ты меня обманул».

«Алуха была фурая» – «кровь была старая».

«Алуха каннт нихт георен дульным, нефедям, бусым и луньгам» – «кровь не должна принадлежать рыжим, евреям, пьяным и собакам».

«Ласеньким катюрекам» – «маленьким мальчикам».

«Стухари» – ноги, «чеква» – четыре, а «айлиг», похоже, от немецкого eilig – срочно.

«За масыгой!» – сказал старик, то есть «за мной», и они покинули кабак.

Значит, поначалу юноша отругал старика за недоброкачественный товар – кровь, а потом потребовал какие-то ноги, которые нужны ему были немедленно.

Я оглянулся – переулок был безлюден, в случае чего никто не придет мне на помощь. Но бежать к городовым стрельцам или к губному старосте я не мог – эта троица вряд ли стала бы ждать, пока их схватит вооруженная стража.

Наконец они ударили по рукам, старик огляделся – близко посаженные глаза, куцая бородка, горбатый нос – и подтолкнул парня в ближайшую дверь, черную от времени и дождей. Юноша в балахоне последовал за ними.

При мне не было ни пистолета, ни ножа, поскольку появление в Кремле с оружием влекло за собой тюремное заключение, а то и смерть.

Но делать было нечего – я бросился к двери, скользнул во тьму, замер, прислушиваясь, а потом медленно двинулся вперед, услышал сдавленный крик и свернул направо.

На полу в маленькой комнате квадратный старик боролся с парнем, хрипло выкрикивая: «Мамору дай! Мамору!»

Юноша поднял фонарь выше и протянул старику короткий топор.

Взмах, другой – парень замер.

– Слово и дело Государево! – закричал я, хватая юношу за балахон.

Старик отпрыгнул в темный угол и выстрелил в меня, но промахнулся и был сражен выстрелом, прогремевшим над моей головой.

Я резко обернулся – передо мной стоял огромный молодой мужчина с дымящимся пистолетом в руке. Он был без шапки, пьян и весел. В глаза бросился шрам, тянувшийся от уголка его правого глаза до шеи.

– Ты кто? – крикнул я.

– Дитя, – ответил он, – Дитя я, господин хороший, дмитровский дворянин Истомин-Дитя…

Юноша вдруг вырвался, отшвырнув фонарь, и скрылся в темноте.

– Беги за ним, дворянин, и зови на помощь, – приказал я своему спасителю. – Кричи слово и дело. Понял? Слово и дело!

– Слово и дело, – повторил он шепотом. – Я мигом, господин…

Когда он исчез, я вооружился топором и сел, прислонившись к стене.

В темноте было слышно шипенье и бульканье, но нельзя было понять, кто издавал эти звуки – парень, зарубленный стариком, или сам старик.

Я молил Бога, чтобы у злодеев не оказалось поблизости сообщников, которые прикончат меня, прежде чем Истомин-Дитя приведет помощь.

К счастью, ждать пришлось недолго.

Через несколько минут в коридоре загрохотали тяжелые сапоги стрельцов, комнату осветили фонари.

На полу в луже крови дергался парень, в углу кулем лежал старик.

– Слово и дело Государево, – сказал я. – Этих без шума доставить к Ефиму Злобину в Патриарший приказ. На словах ему передать: старик связан с вампирами.

Начальник караула нахмурился, но когда я предъявил ему бумагу за подписью патриарха, бросился выполнять приказ.

– А ты… – Я повернулся к дмитровскому дворянину. – Ты пойдешь со мной.

– Как скажете, господин…

Выбравшись из переулка на Варварку, мы спустились к реке и двинулись к мосту.

Темнело, приятно пахло печеным хлебом, конским навозом и мокрой овчиной.

Ефим Злобин,

дьяк Патриаршего приказа, главный следователь по преступлениям против крови и веры, Филарету, Великому Государю и Патриарху всея Руси, и Михаилу Федоровичу, Великому Государю и Царю всея Руси, докладывает:

Гриф «Слово и дело Государево»

Сегодня в полдень агент Матвей Звонарев выследил злоумышленников, связанных с кровопийством и нелегальной торговлей мертвыми телами.

Злоумышленники заманили в ночлежку в Луповом переулке некоего Данилу Овинникова, приехавшего по торговым делам из Новгорода, убили его и отрубили правую ногу, но были остановлены Матвеем Звонаревым. В результате схватки один из злоумышленников был застрелен, второму удалось сбежать.

Личность убитого злоумышленника установлена – это некий Якшай, крещеный татарин, находящийся в розыске по делам об убийствах и ограблениях, а также о вовлечении в проституцию малолетних послушниц. Его сообщники устанавливаются.

Атанасиус Пернат,

аптекарь, девице Юте Бистром написал: