Ольга Новикова - Гуру и зомби

– Как ты посмела… – не поднимая глаз от тарелки, с тихим бешенством сипит Гера. – Хочешь одна распоряжаться ребенком? Пожалуйста. Только чтоб я больше тебя не видел. Выметайся сегодня же отсюда.

Он зачерпывает ложку каши, подносит ее ко рту, но тут до него доходит смысл того, что он только что сказал.

Нет, не сказал, а сделал!

Отлично!

Но если теперь продолжить завтрак, то она подумает, что это обычная ссора. Ну уж нет, он своему слову хозяин!

Гера поднимает тарелку и резко, со всего размаху ставит на место. Грохот. Слипшаяся масса выпрыгивает на скатерку, но Софа так и не оборачивается.

Голодный, злой, он вскакивает из-за стола, опрокидывая табуретку, на которой сидел. Теперь в коридор! Больно стукается локтем о косяк и уже от двери рявкает:

– Ключи не смей с собой брать!

Ненавидя ее, себя и весь мир…

«Ребенка я признáю. Разведусь после родов».

Двумя фразами Гера пресекал любые вмешательства в личную, ему и только ему принадлежащую жизнь. С теми, кому такого объяснения не хватало, – просто не продолжал разговор.

Ну, не всегда «просто». Отец так достал со своим нудежом… Они вдвоем стояли на эскалаторе. Надоеда подкараулил поздно вечером, когда Гера ехал домой с «Маяковской». Пришлось даже толкнуть его. Папаша не устоял на ногах и немного покалечился. Кровищи! Но не больше же, чем хлестало из него, трехмесячного, когда мамаша не уследила…

Нестор оказался единственным, кто его ни в чем не упрекал, ни о чем не спрашивал. Чтобы не срывались встречи с ним, Гера напряг все свои силы и собрал большую, стабильную группу начинающих. Первым номером сам в нее записался. Внес плату за все занятия. И уже на втором, буддистском, нашел решение своих проблем. Ему нужно произвести тысячу медитаций.

Безмысленное сосредоточение принесло мирную радость. Каждый день Гера имел теперь право на одиночество, которое отец не мог, не имел никакого права назвать болезнью. Готовил себя к медитации как к свиданию с Нестором. Мылся в душе, надевал свежие трусы и рубашку…

Что-то из детства вдруг стало вспоминаться. Врубелевский зал в Третьяковке или импрессионисты в Пушкинском, Вера объясняет, как бликует желтый, как зеленый цвет гармонизирует холст. Давала альбом и велела скопировать «Завтрак на траве». В пятнадцать лет он причастился… К искусству, как к религии.

То же восторженное, счастливое напряжение всех жил…

Чуть все не рухнуло.

Софу положили на сохранение, но ребенка не сберегли. За две недели до предполагаемого срока его маленькая, тонкая шейка запуталась в пуповине. Отец позвонил во время медитации. По правилам можно отвечать на звонки, но в тот раз как-то по-особенному не хотелось прерываться. Пересилил себя, подстегнул мыслью: а если это Нестор?

– Навести Софу, – бессильно попросил так и не ставший дедом. – Ей только через сутки будут вызывать искусственные роды…

– Нет! – Забыв нажать на красную кнопку, Гера швырнул трубку на диван.

Она еще минут пять взывала к нему отцовским голосом, а потом гудками, безразличными к его ужасу.

Хотел, так хотел он сына…

За что?!

Почему?!

Ответ нашел. Не сразу, но понял, что у дитяти не было кармы.

Виновата Софа. Она алчно жаждала ребенка, когда семьи нет.

Он же по себе знал, как это…

Но когда отец поселил бездомную Софу в отремонтированной и пустующей квартире своей второй жены, пришлось ему звонить. «Учти, мне это неприятно», – сказал хмуро, с угрозой и отключился.

Только через полгода удалось затащить Софу в ЗАГС, чтобы подать заявление о разводе. До этой финальной точки ни о каком покое и речи быть не могло. Пришлось даже снова принимать таблетки. Чтобы в стационар не упекли, откуда до Нестора так далеко…

В аппликации для участия в биеннале требовалось указать адрес личного сайта. А он до сих пор не доделан. Вера чертыхнулась и набрала Геркин номер. Не догадался к ее именинам подгадать подарок. Ну сколько можно тянуть! Не понимает, что ли, как это для матери важно? Сам же взялся помочь. Она могла бы заказать у здешних компьютерщиков. Правда, тут дорого дерут. Вера всегда старалась экономить деньги Густава.

Никто не отвечал ни по домашнему, ни по мобильнику… Пальцы сами помнили номер Алексея, но, услышав первый гудок, Вера нажала «отбой». Не то сейчас настроение, чтобы вынести длинный, подробный разговор с бывшим мужем. С какой-то методичностью он собирает и предъявляет ей все новые и новые доказательства того, что сын серьезно болен. А потом поучает, как ей надо себя вести с собственным сыном. Выслушаешь, вникнешь и сама становишься ненормальной. Первые минуты после отбоя прямо жить не хочется. Вроде не обвиняет, а кругом себя виноватой чувствуешь.