Олег Татарченков. - ГРУППА СОПРОВОЖДЕНИЯ. Роман

Уфимцев пробормотал что–то вроде «сами номера оригинальны, но я не специалист по стриптизу, тем более, что оператор не совсем профессионал…» и постарался замять разговор. Член зрительского жюри снисходительно, словно опытный мэтр, знакомый со всеми тонкостями бытия и не входящий в смущение от чего бы там ни было, посмотрел на Игоря, словно на несмышленного неофита, только постигающего премудрости жизни, и снова обратил свой взор к экрану.

«…Блестящее будущее, — думал Уфимцев, — Как мелок и пошл мир этих девчонок, если они раздевание под музыку на подмостках стрип–бара считают «блестящим». Что же касается этого павиана… — он покосился на «члена зрительского жюри», вновь наполнившего бокал и с удовлетворением созерцавшего прелести начинающих стриптизерок, — Этот хмырь прекрасно все понимает, но что ему? Две недели плавания на теплоходе на полную халяву в обмен на несколько хвалебных статей в столичной прессе в обществе красивых телок, которые не откажутся дать за несколько благожелательных строчек о них в газетной статье… Это тебе не в обществе старой сварливой супруги сидеть. Если бы он верил в Бога, то это можно было бы сравнить с продажей душ дьяволу. Как же иначе можно назвать потворство в продаже стрип–бизнесу этих дур? Впрочем, он это сделал гораздо раньше, а сейчас только верно и преданно служит».

Игорь вспомнил размазанное по асфальту тело бывшей студентки филологического факультета МГУ, в последнее время — сошедшей с круга артистки стиптиз–бара Светы, мечтавшей о красивой жизни, муже — иностранце и собственном «Вольво». Она так и не смогла научиться относиться к своему телу «профессионально» и каждый свой выход подстегивала сначала коньяком, потом кокаином. Все закончилось падением с двенадцатого этажа студенческой общаги. Она упала спиной на канализационный люк, и тело ее с широко раскинутыми ногами было вызывающе выгнуто в пояснице, словно этим жестом Света хотела показать своим клиентам, во что она их ставила.

Сидевшая за спиной Уфимцева женщина — гид услышала окончание разговора и, видимо, решила расставить все точки над «и».

-Девушки–стриптизерки не принимают участие в конкурсе красоты, — произнесла она, нагнувшись к уху Игоря, — Мы не идем на смешение стилей. Красота, в общепринятом понимании, должна быть чистой. Женщина, обнажающаяся перед аудиторией, достойна уважения как профессионалка, но не более… Наша фирма уважает традиции и мы не позволим внести в них дурной тон.

Игорь кивнул и ответил, полуобернувшись назад:

-Все, что мы увидели — это все, что вы хотели нам показать?

-Конечно, нет, — улыбнулась жена директора, — Если вам наскучило, можете спуститься в бар. Там как раз находится мой муж. Он вам все расскажет. А потом я вас познакомлю с конкурсантками.

… — Очень жаль, что ваши люди еще недостаточно продвинуты в понимании женской красоты, — говорила гид Игорю, когда они неторопливо спускались по внешнему трапу теплохода на первую палубу, — Поменять блестящее шоу на огородные грядки…

Уфимцев покосился на блики цветомузыки, мерцавшие в такт мелодии, доносившейся из дискозала на второй палубе, мимо которого они в этот момент проходили. За белой кисеей тюля Игорь сумел разглядеть всего лишь несколько пар, одиноко танцующих в центре зала.

-А где остальные? — спросил он.

Гид кинула быстрый взгляд в сторону зала, поняла, о чем хотел спросить Уфимцев, ответила:

-Для дискотеки еще рано. Большинство пассажиров сейчас находятся в баре… Кстати, как раз туда мы сейчас и направляемся.

«Оригинально. Теплоход в роли вербовочного пункта «белого мяса». — подумал Игорь, спускаясь дальше за своей проводницей, — Вроде так называют бандиты женщин, зарабатывающих своим телом? Впрочем, это относится к проституткам. А стриптиз — не проституция?

Черт, как запутан и сложен мир: за красивой и многозначительной оболочкой женщины скрывается нечто совершенно противоположное. Это «нечто» открывается тогда, когда она на подмостках сбрасывает платье. Исчезает тайна и остается желание, грубое материальное желание обладать. Твое — обладать ей, ее — владеть блестящим миром. А что потом? Наступает утро. Горький похмельный вкус во рту. Тело случайной женщины в солнечных лучах лишено всего, что ты приписывал ему вчера. И тогда у тебя возникает другое желание — желание быстрей расстаться с саморазоблачившимся идеалом.

Странно, почему женщины тоже ходят на стриптиз? Ведь именно они первыми должны понять, что это разоблачение разоблачает их всех, срывает покровы с того, во что они учились искусно драпироваться с детства. Впрочем, есть «дочери Евы», которые выступают за запрещение стрипа. Моралистки. Но их не слушают более блестящие сестры, потому что вопли о запрещении — всего лишь вопли о слабости тех, кто боится своего тела, кто боится раздеваться при свете даже перед своим единственным мужчиной.