Росен Босев - Дни, что нас сближают

Джони Ванков машет Петьо рукой:

— Это ведь он, да?

Петьо утвердительно кивает.

Бригадир и профессор Икономов пожимают друг другу руки. И Петьо кажется, что в этом нет ничего странного, даже совершенно все нормально. Он не совсем уверен, но ему кажется, что они смотрят друг на друга так, как будто давно знакомы.

Вот они идут по коридору рядом. Лакированные ботинки профессора поскрипывают, стучит об пол протез Крика. Петьо оглядывается по сторонам, не зная, что делать, а потом спешит за ними.

Перевод Л. Хлыновой.

© Димитр Начев, 1979, c/o Jusautor, Sofia.

Вечерний концерт окончился, известная певица, залитая светом юпитеров, допела самую эффектную свою песню, и на экране появился диктор, серый и безликий. Он начал читать последние известия, но гости поднялись и стали прощаться. Холл, полный табачного дыма и усталости, опустел.

Вытряхнув пепельницы, муж распахнул балконную дверь, сменил костюм на старую уютную пижаму и расположился в кресле со свежей газетой. Жена выключила телевизор, налила рюмку коньяка и, обращаясь скорее к себе, чем к мужу, сказала:

— Все прошло очень хорошо.

Он отметил, как она опрокинула рюмку — залпом, по-мужски, — и вновь склонился над спортивной рубрикой, в которой содержалась обширная информация о европейском первенстве тяжелоатлетов.

— В субботу приглашу Андреевых, — сказала жена спустя некоторое время.

— Зачем? — отозвался он.

Жена пропустила вопрос мимо ушей. Пододвинув банкетку, она положила ногу на ногу, закурила. Дым клубами окутал мужа, он отложил газету и вышел на балкон.

У него была эмфизема, он не курил уже два года и не выносил табачного дыма. А в доме вечно пахло табаком — курили и жена, и дочь, и многочисленные гости.

На улице дул сильный теплый ветер, в соседнем саду шумели ореховые деревья, фонари, раскачиваясь, мигали как-то слишком ярко. Он стоял на балконе минут пятнадцать, вслушиваясь во внезапные порывы ветра, потом вернулся в дом и собирался уже лечь спать, но прежде по привычке заглянул в комнату дочери. Заглянул, чтоб убедиться, что дочь еще не вернулась, и увидел на заправленной постели большой лист бумаги. Он взял этот лист.

«Я ухожу. Не ищите меня, это бессмысленно. Анна».

Он прочел записку еще раз и в тревоге оглядел углы комнаты, будто его дочь могла спрятаться за гардеробом или под столом. Потом бросился в спальню.

Стоя к нему спиной, жена рассматривала перед трюмо какую-то голубую комбинацию. Толстая спина жены показалась ему в этот момент отталкивающе розовой — он смотрел на нее какое-то время и вдруг закричал сдавленным, надрывным голосом:

— Где Аня?

Жена уронила комбинацию и испуганно обернулась.

— Что с тобой?

— Где Анна? — повторил он и бросил ей в лицо записку дочери.

Пока она расправляла листок, пока читала, он чувствовал, что задыхается, и, непонятно почему, кинулся к зеркалу, схватил голубую комбинацию и начал рвать ее в клочья.

— Коста! — укоризненно воскликнула жена, но, встретив его безумный взгляд, выбежала в холл и стала куда-то звонить по телефону.

Он истоптал голубую пену кружев и бросился одеваться. Одеваясь, он слышал, как жена говорит кому-то:

— Значит, вы с Аней сегодня не виделись? А вчера? По какому же телефону ее искать?

Он машинально одевался, повторяя последние слова из письма дочери: «Это бессмысленно, это бессмысленно…» Пока обувался, он успел немного успокоиться, приступ астмы прошел, и он спросил:

— Кому ты звонила?

— Пепи.

— Какой это Пепи?

— Высокий, — кротко ответила жена, продолжая накручивать телефонный диск.

— Высокий, низкий — какой бы он ни был, я ему голову оторву! Где он живет?

— Они сегодня не виделись.

Жена набрала еще несколько номеров, но везде ей отвечали, что ничего об Ане не знают. В конце концов, решившись, она высказала то, о чем они оба думали:

— Надо звонить в «Скорую помощь»…

Они позвонили, им ответили, что такая девушка не поступала, и только тогда жена расслабленно заплакала. Он ничего не сделал для того, чтобы ее успокоить, да и не думал об этом, механически шагая по холлу взад-вперед. Глаза его лихорадочно блестели. Наконец жена перестала всхлипывать, подняла голову.

— Что же делать, а? — спросила она.

Ее вид потряс его — он будто впервые ее увидел. И невольно сравнил эту беспомощность и выражение виновности и беспокойства с беззаботной нагловатой самоуверенностью, с какой она час назад, положив ногу на ногу и дымя сигаретой, рассуждала перед гостями о каких-то концертах и гастролях, неизвестных ему, совсем ему неинтересных… Но он слыл человеком дела, и теперь жена ждала от него каких-то решительных действий, поэтому он поспешил надеть плащ и вышел.