Зоран Живкович - Четвёртый круг

Не желая разочаровывать друга, который в таких случаях всегда простодушно ожидал, что я буду все же близок ему по проницательности, хоть и значительно ему в этом уступаю, я поднес конверт к носу. Сколько раз вот таким образом ему удавалось получить ценные сведения! Я почувствовал какой-то слабый терпкий запах, но не сумел его узнать, правда, у меня почему-то мелькнула мысль о настоящем шоке, который испытывает обоняние, когда входишь в лавку с индийскими пряностями.

Холмс пристально глядел на меня своим пронизывающим взглядом, который и самых закоренелых преступников наполнял тревогой, а дам заставлял беспокойно вертеться, и ничего пока не говорил, хотя в углах его рта я заметил собирающиеся мелкие морщины — верный знак сдерживаемого нетерпения.

— Каким образом оно пришло? — спросил я, вынимая из конверта сложенный втрое лист плотной бумаги того же цвета, что и конверт. Я не стал сразу его разворачивать.

— Кто-то подсунул его под входную дверь. Между 16.00, когда я вернулся с прогулки, и 18.15, когда миссис Симпсон пошла за вечерними покупками. Она принесла мне его не сразу, а лишь после своего возвращения, вместе с обедом. Говорит, посчитала, что это не срочно, раз таким образом передано; на самом деле, ей просто было тяжело дважды подниматься в комнату, хотя она никогда бы в этом не призналась. Я и сам иногда задыхаюсь от этих девятнадцати ступенек, особенно когда взбегаю по ним, а ей уже под семьдесят и у нее ревматизм. Но оставим это. Ну-ка, разверни письмо!

Он был прав насчет лестницы. Я все еще чувствовал, как мое сердце учащенно бьется от подъема, да и от быстрой ходьбы до того. Я тоже, в общем-то, не первой молодости. Но просьба Холмса была высказана ясно: «Приходи немедленно! Очень срочно!» Спеша сюда, порой даже переходя на бег, я пытался представить все те неприятности, которые могли с ним случиться. А тут, слава Богу, всего лишь какое-то необычное письмо. Однако я сдерживался, чтобы не сказать этого вслух, — для Холмса, очевидно, оно имело особую важность, иначе отчего бы он позвал меня так спешно…

Когда я развернул голубой листок плотной бумаги, меня ожидал сюрприз: на нем был нарисован только большой круг. Ничего другого не было — никакого текста, подписи, инициалов или хотя бы какого-нибудь знака. Судя по правильности круга, подумал я в первый момент, он начерчен циркулем, однако когда я лучше осмотрел место, где должен был находиться центр, то не обнаружил дырочки, которую неизбежно оставила бы ножка с иглой. Следовательно, при начертании использовался некий округлый предмет, вероятно, большая чашка или блюдце.

— Круг, — достаточно тупо заметил я, поскольку ничего умнее в голову мне не пришло.

— Великолепно, Ватсон! Круг! — ответил Холмс.

Хотя моя сообразительность того заслуживала, в его голосе я, к своему удивлению, не заметил и следа издевки. Он сказал это так, словно я пришел к поистине блестящему выводу.

— Кто-то, очевидно, решил пошутить с нами, Холмс, — продолжил я. — Правда, и от шутника следовало бы ожидать что-то поумнее обычного круга…

Реакция Холмса была столь бурной, что я даже отпрянул.

— Чепуха! — закричал он. — Бессмыслица! Круг какой угодно, только не обычный! Только совершенный… полный… как… как…

Холмс нередко приходил в ярость, но я не помню, когда он в последний раз терял дар речи. То, что мне показалось лишь чьей-то глупой шуткой, для него по какой-то причине явно выглядело гораздо серьезнее. По своему опыту я знал, что в подобные моменты ему не следует противоречить. Так он быстрее придет в себя. И действительно, когда Холмс заговорил вновь, голос его был опять абсолютно спокоен, в нем слышался обычный оттенок иронии, который его собеседников постоянно заставляет сомневаться в связности собственной речи.

— Ладно, пока оставим в покое круг, — сказал он. — Вернемся к нему позднее. Хорошенько осмотри письмо и расскажи, что еще на нем обнаружишь.

Я поднес письмо и конверт ближе к глазам и стал внимательно разглядывать. Несколько долгих минут спустя я сокрушенно признался:

— Не замечаю больше ничего… Формат, правда, необычный. Я такого еще не видел, но из этого никаких выводов сделать не могу.

— Так, — ответил Холмс. — Необычный. По крайней мере у нас, в Англии. На континенте он встречается чаще. Но я не это имел в виду. Что скажешь о бумаге?

Я ощупал ее вновь, более тщательно. Мне показалось теперь, что помимо необычной плотности бумага обладала еще одной особенностью: на ней как бы лежал налет времени, словно патина. У меня вдруг создалось впечатление, что я держу в руках очень старый предмет, может быть, какой-нибудь пергамент, хотя на вид это был обычный листок бумаги.