Зоран Живкович - Четвёртый круг

— Круг.

На улице уже начало смеркаться. Светильникам, свисавшим с закопченного потолка и стоявшим на столах, покрытых засаленными рваными скатертями с пятнами от многочисленных минувших попоек, пока еще удавалось создавать видимость освещения. Но вскоре, когда трактир заполнится густым табачным дымом, разъедающим глаза и раздражающим горло, здесь будет как в осеннем туманном море.

Несколько любопытствующих взглядов задержались ненадолго на моей одинокой фигуре в углу, прикидывая шансы на легкую добычу. Растрепанная шлюха, глядясь в мутное карманное зеркальце у очага, попыталась немного привести себя в порядок, прежде чем подойти ко мне, решив, что я не из обычных клиентов, мнение которых о ее внешности для нее было неважно.

Я сидел лицом к дверям, но все-таки не заметил, как он вошел. Он возник около моего стола, все в том же черном плаще, на краях которого были свежие следы грязи. Когда я посмотрел на него снизу вверх, мне показалось, что он выглядит несколько старше, вероятно, из-за того, что слабый свет настольного светильника падал на его лицо под углом. Он не сел рядом со мной, остался стоять — темная сумрачная фигура, и по его суровой манере держать себя нельзя было понять, какой ответ мне принесен.

Мы пристально смотрели друг на друга несколько мгновений, каждый со своими мыслями и заботами, а затем он прервал молчание:

— Договор есть договор.

Я больше не разговариваю с Малышом.

Насильник проклятый, что же он со мной сделал! Но мужчины все такие. Абсолютно все. Просто теряют голову, когда видят беззащитную женщину. Да еще посреди джунглей. Все им нипочем — лишь бы удовлетворить свои низменные инстинкты. Их не только не волнует отсутствие любви, им вообще нет дела до того, нравятся ли они вам, о чем вы думаете, что чувствуете, не против ли вы. Я могла бы даже оказать ему сопротивление, если б не была так взволнована, но вряд ли бы это его остановило. На самом деле он, скорее всего, еще больше разъярился бы, и я, кроме изнасилования, подверглась бы еще каким-нибудь издевательствам.

И какой теперь толк, что он раскаивается, подлизывается, чтобы меня умилостивить, — не опасаясь особо Шри, который совсем погрузился в медитацию, — когда слишком поздно. Хотя бы употребил какое-нибудь предохраняющее средство. Но нет же, у него только одно на уме было — поэтому ребенок уже зачат и ничего нельзя изменить. Абсолютно ничего.

Разумеется, я и слышать не хочу об аборте, хотя этим способом разом избавилась бы от всех проблем, особенно если б удалось это сделать у Шри за спиной. Это прежде всего пришло мне на ум в первые минуты паники, охватившей меня, когда я поняла, что беременна. Но как только я немного пришла в себя, меня начала мучить совесть. Неужели я убью собственное дитя лишь для того, чтобы избавить двух эгоистичных мужчин от лишней головной боли? Ни слова больше об этом. Пусть они немного узнают жизнь и с тяжелой стороны, даже если меня из-за этого и возненавидят.

Да, и тот, и другой — ибо Шри ничуть не меньше Малыша виноват в том, что произошло. Какой защиты я могла ожидать от него? Никакой! Да к тому же и Шри тоже мужчина. Может, он и прогнал бы Малыша, но потом стал бы устраивать мне бесконечные сцены ревности, обвиняя, что я сама приманила и соблазнила обезьяну. А чем больше я оправдывалась бы, тем больше он уверялся бы в своей правоте. Ладно, хочет иметь роковую женщину — он ее получит. Я рожу ребенка из упрямства. Даже если он будет такой же урод, как Малыш.

Это, откровенно говоря, пока не известно. Плод еще слишком маленький, чтобы можно было что-то определить, даже пол. Я подвергла себя ультразвуковому обследованию, но ничего не разобрала. Конечно, Шри это мое обследование, как и многое другое, что я переживаю и чувствую, объявил бы бессмыслицей, переведя все на свой бессердечный и правильный язык компьютерного программирования. Но мне-то что за дело! Это говорит больше о нем, чем обо мне. Я бы тоже могла все его мысли и ощущения свести к обыкновенной биохимии, столь медленной и неэффективной по сравнению с моей электроникой, но мне это и в голову не приходит. Я принимаю Шри таким, какой он есть, тем более что он мой создатель, а то обстоятельство, что он всего лишь мужчина, — так ведь бедняга в этом не виноват.

Ультразвуковое обследование все же не было совсем безрезультатным. Еще, правда, не знаю, на кого будет похож потомок Малыша — о, если б не его хвост! — но есть что-то странное в том, как он растет во мне. Непонятно почему, но моя матка приняла форму идеального шара. Сквозь ее оболочку я никак не могу проникнуть (хоть и надеялась), чтобы изменить что-нибудь к лучшему, если развитие плода мне не понравится. Шри бы это назвал на своем неуклюжем и грубом языке полностью закрытой и самостоятельной подпрограммой, которую можно только прочитать, но не изменить.