Александр Иличевский - Дождь для Данаи (сборник)

Как и положено лучшим образцам сжатости поэтического смысла — в трех первых строчках сразу уйма, если не все.

Этим же — до предела сжатым отражением последующего — предвосхищается сквозной мотив тотальной метафоричности (см., например, геометрически заявляемое кредо принципиальной метонимичности, учитывая, что метонимия — исток метафоры: «ободками вещей в моей жизни запомнилась первая треть»).

Важно и то, что в первой этой строфе — именно три стиха, в то время как во всех остальных по четыре: графическая единственность этой терции — первая отсылка к Данту.

Начать с того, что это более пронзительно, чем у Данта. Прежде всего потому, что первая стопа здесь — дактилическая, позволяющая сразу же взять быка за рога, набрать высоту. И еще потому, что — без предысторий.

А также: попытка просодически быть под стать нелинейной риторике этих первых трех строк: где уже сказано то, что понятно только в конце.

Критичность момента — пик расцвета. Пик, с которого — как следует из дальнейшего и как оно есть у Данта — только пике: чайка за добычей, нырок за жемчужиной тайны; спуск вслед за Вергилием.

Для справок ср.: «Жизнь моя затянулась» у И. Бродского — в «Эклоге четвертой, зимней».

Здесь же, в первой строке, специфически русскими средствами — в придаточном предложении — с головокружительной одновременностью заявляется Топология I и тема спуска, проникновения.

Мотив взятия в фокус, в средостение внимания Бога, а также — мотив Божественной Сферы Паскаля — «центр которой везде, а окружность — нигде».

Только будучи взятым в предельный фокус Присутствия, которое падает на него, как луч сквозь линзу сферы на щепоть трута, пророк способен воспринять Божественное знание.

В то же время: уверенность в количестве отпущенного срока — вариант пророчества, возможность которого только подчеркивает харизматичность происходящего.

Проникновение в «ядро темноты», геологическое пронзание сути беспамятства — заявляет еще (впрочем, походя) мотив ослепления, который будет позже важен в связи с истоком профетического знания — через слепца-трансвестита Тиресия [51](«самонапрягающееся слепое пятно», провидица и многое другое).

И тут же — заявленный восходящей интонацией нырок: выход — или вход — найден.

Выход — известно откуда: из-под невыносимого оптико-харизматического зноя Сферы, или — сквозь всепроницающий прожог — в недра.

Но еще не совсем очевидно (только позже: «и я понял, куда я попал»), что выход этот — вход. Так, Иона бежит сначала из-под фокуса Божественного присутствия, не желая связываться с Ниневийскими делами, но побег его вскоре тоже оказывается — входом: в недра морей, в чрево китово, в явленную пустоту, в которой только и остается: взалкать.

Удивительная пристальность зрения — молекулы впритирку — следствие магнификации, blow up’a, вглядывающейся Сферы.

И под конец строфы — сообщается все остальное — не то чтобы до конца, но, по крайней мере, — до середины дантовского путешествия, когда, миновав Левиафан, поэт в паре с Вергилием выныривает из воронки и встает вверх ногами в том же самом месте («челом туда, где прежде были ноги»).

Сообщение ничуть не утешительное: теперь постепенно становится ясно, с чем придется иметь дело.

Тем самым заявляется Топология II — Лист Мёбиуса.

Вогнуто-полый «ковш» — первое эхо этой заявки.

Топология II: Алеф-Ламед, подвешенность вверх ногами, — тема зависания, цезуры, во время которой таинственно происходит трагедия, означаемая сменой представлений.

Одновременное действие подвешивания и переворачивания в символике Таро трактуется как инициация субъекта, предвосхищающая получение им Знания.

Возможно, указание на тему проклятости повешенного.

Тема метафизического зазора, неприкаянности между небом и землей, отсылающая также и к Лимбу: «Я из племени духов, / Но не житель эмпирея, / И, едва до облаков / Возлетев, паду, слабея» (Е. А. Баратынский. Недоносок; см. также о Недоноске прим. ниже).

Также для справок ср.: «Висел он не качаясь на узком ремешке», «В Петровском парке» В. Ходасевича: где дело в том, что узкий ремешок почти не виден и создается впечатление, что повешенный как бы парит в воздухе.