Сергей Носов - Дайте мне обезьяну

А может быть, хитрый Косолапов как раз и рассчитывал в конечном итоге на стремительную профессионализацию Тетюрина.

На элекции в Новосибирске он обязательно возьмет Тетюрина себе в команду.

И в Пензе. И в Челябинске. И в сопредельной республике Беларусь.

А там, глядишь, и в Госдуму. А там, глядишь, – президентские.

Тетюрин о возмездии не мечтал и все же был удручен тем обстоятельством, что даже для видимости, для проформы никто не собирался искать его истязателей. Вот навещают, фрукты несут, произносят слова сочувствия с неизменным таким юморком, дескать, как это, брат, тебя угораздило – будто он с карусели упал по пьяному делу. Будто жертва он не террора, а несчастного случая. Объяснил же ему Филимонов: ни одной не проходит кампании, чтобы кого-нибудь не побили. Успокоил. Статистика. Получается, что Тетюрин всего лишь общий закон подтвердил, как если бы под машину попал в магнитную бурю. Досадно.

А ведь те костоломы не скрывали, чьими были посланцами. Все на виду.

– За Каркара – я понял, но почему за Копейкина? Копейкин откуда, если Каркар?

– Ничего ты не понял, – Филимонов сказал. – Каркар и Копейкин – братья, это нам точно известно.

Тетюрин так рот и открыл.

– Единоутробные. От разных отцов.

– Да ты что!..

– Не расстраивайся, тебе еще повезло. Лучше сразу за обоих получить, чем за каждого по отдельности.

Долго думал Тетюрин.

– Почему же они в разных блоках тогда?

– Их право, – сказал Филимонов.

– Почему же сами друг с другом грызутся?

– На публике, – отвечал Филимонов.

– Им, значит, можно друг друга, а мне…

– Ну, с яйцами, согласись, перебор был. Я тебе сразу сказал.

Проблема разрубленного червяка занимала его когда-то. Был один, стало два. Тот один – умер он или не умер? А эти два – прежний ли это червяк или два других персонажа? Как личность погиб ли червяк? Вот, скажем, аспект юридический – несет ли самостоятельная половинка червяка ответственность за поступки бывшего целого? Если несет, в какой мере она должна (и должна ли?) делить эту ответственность с другой половинкой? Могут ли полчервяка претендовать на прерогативы бывшего целого? А если не пополам, а в отношении 1: 3? 1: 5?… Вот и сейчас Тетюрин задумывается об этом, а в голове у него (опять же слева) выбулькиваются контраргументы: ха-ха-ха, червяк никакая не личность, это во-первых, – как представитель общности себе подобных червяк не обладает «устойчивой системой социально-значимых черт», во-вторых… Но Тетюрин переворачивается, во-вторых или в-третьих, на другой бок, и, в-четвертых, внутренний оппонент умолкает.

Тетюрин утратил целостность. Он уже не равен себе самому, каким еще был недавно. От него отделилась часть – вроде той (или не той) ноги – и теперь нахальным двойником существует параллельно Тетюрину.

Двойник Тетюрина, как Афродита из пены морской, стремительно возникал из пены и шелухи пиаровских креативов; он наливался кровью Тетюрина, обретал цвет лица и простоту мысли. Представительствуя за Тетюрина, он, фантом, все больше и больше принадлежал реальности. Реальность уже полюбила его, она признала в нем Тетюрина, каким хотела бы Тетюрина видеть.

Тетюрин, затосковавший по самотождественности и все еще мнивший себя истинным Тетюриным, был реальности не интересен.

Политолог Самсонов изменил своим взглядам, в чем честно признался общественности. Раньше он призывал игнорировать всех – и так называемых крепких хозяйственников, и выдвиженцев из журналистской среды, и бывших научных работников, и профессиональных партийцев, и не в последнюю очередь женщин (они-то куда?!), – но теперь, после того, что случилось, другими глазами взглянул на Несоеву – и увидел: она живой человек!

– Голосовать надо не сердцем, но за тех, у кого сердце есть!

Костя Негожин лепил мелодраму.

Тетюринская легенда о собачке по кличке Тим пришлась очень кстати. Она излагалась в «Живой воде» от лица Тетюрина и Несоевой.

Тим на фотографиях был умилительным.

«Ему мы обязаны нашим знакомством, нашей любовью».

Юношеское стихотворение Коляна о спасении щенка заиграло гранями нового смысла. Его напечатали рядом с фотографией Тима. Колян, в котором вновь пробудился интерес к поэзии, не стал жертвовать авторством, как предлагал ему Жорж, ход изобрели и без того точный: посвящение! Конечно, Несоевой и, конечно, Тетюрину. «Нельзя не спасти» назывался рифмованный текст (Кукин поморщился: следует избегать двойных отрицаний).