Владимир Кунин - Чокнутые

На дикой скорости она вышибла в дверях и стене дома дыру, точно соответствующую собственной форме, и… с грохотом смела с лица земли всех нападавших!

Она пронеслась через улицу и шарахнула по шестиэтажному дому, стоявшему напротив особняка. Стремительность и сила удара были столь велики, что и в большом доме тоже образовалась точно такая же дыра, как и в особняке Герстнера.

Секунду, другую шестиэтажный дом с дырой в форме штанги Пиранделло еще стоял как ни в чем не бывало, а потом вдруг медленно осел и рассыпался в прах…

- Господи… - сказал Пиранделло. - Я уж думал, что она больше никогда не пригодится…

В кабинете Бенкендорфа стоял Иван Иванович. Голова перебинтована, левая рука в лубке, правой он опирался на шпагу, чтобы не утруждать ушибленную ногу.

- …Смею надеяться, ваше сиятельство, что мой международный и профессиональный опыт окажется полезным вам и вашему ведомству, ибо сродство наших занятий…

- Превосходно, сударь, - перебил его Бенкендорф. - Но мне хотелось бы узнать истинную причину, прямо скажем, очень странной и редкой для иностранца просьбы.

- Ну что ж, ваше сиятельство… - Лицо Ивана Ивановича озарилось мягкой и нежной улыбкой. - Я прошу у вас политического убежища, потому что именно в вашей стране я встретил существо, которое горячо полюбил и покинуть которое у меня нет сил! Я люблю и любим, ваше сиятельство, и если вы дадите мне возможность навсегда остаться в России - я буду счастлив до конца своих дней! Порукой тому - моя шпага, готовая служить вам всегда и везде!..

И он красивым жестом выложил свою шпагу на стол Бенкендорфа.

- М-да… - озадаченно проговорил Бенкендорф. - Случай столь необычный… Однако думаю, после некоторых формальностей мы сумеем удовлетворить вашу просьбу, господин Иванов.

- Ваше сиятельство!.. Ваше сиятельство!!! Моя благодарность не знает границ!.. - В душевном порыве Иван Иванович так по-женски взмахнул ресницами, что шеф жандармов оторопел.

- Прошу в эту дверь… - опасливо проговорил Бенкендорф и указал Ивану Ивановичу на потайную дверь в стене.

Когда Иван Иванович исчез, шеф жандармов взял со стола шпагу и с интересом оглядел ее. Затем позвонил в колокольчик.

В кабинет просунулась голова адъютанта.

- Зовите! - резко приказал Бенкендорф.

Адъютант скрылся, и в кабинет вбежали насмерть перепуганные сиятельные акционеры русского извоза.

- Зарваться изволили, господа! - рявкнул Бенкендорф и ударил шпагой Ивана Ивановича по столу. - Я закрывал глаза, когда вы противились проекту Герстнера, - вы отстаивали свои миллионные доходы. Эта суета меня не касалась, пока она носила экономический характер. Но теперь, когда сам государь высочайше одобрил железную дорогу, ваши фокусы я расцениваю как политический заговор против императора! Видимо, мне придется серьезно усилить его охрану. А вам, вероятно, не терпится разделить участь бунтовщиков с Сенатской площади?

Все пятеро, как подкошенные, рухнули на колени:

Ваше сиятельство… Алексан Христофорыч… Пощадите!..

- У вас единственный шанс, - не выпуская из руки шпаги, сказал Бенкендорф. - Вы обязаны внести в фонд строительства…

- Мы готовы!.. - тут же сказал князь Воронцов-Дашков.

- Только не так, как это сделали вы с Бутурлиным! - прикрикнул на него Бенкендорф. - Тайно купили акции Царскосельской дороги и приготовились получать дивиденды!

Меншиков, Татищев и Потоцкий ошеломленно посмотрели на своих соратников. Бенкендорф недобно ухмыльнулся:

- Нет, милейшие! Вы все сделаете безвозмездный взнос, покроете убытки компании Герстнера и восстановите разрушенный по вашей милости дом! А иначе!..

Шеф жандармов презрительно оглядел всех пятерых и сказал, опершись на шпагу Ивана Ивановича:

- Человек, который почувствовал ветер перемен, должен строить не щит от ветра, а ветряную мельницу!

Английский пароход пришел в Петербург прямо к стрелке Васильевского острова. Он уже был прикручен толстыми канатами к чугунным кнехтам, уже был спущен трап, по которому поднимался таможенный чиновник, у трапа внизу уже стояли два солдата-пограничника. Играл военный оркестр…

Пассажирам еще не разрешили сойти на берег, и они сбились у борта, перекрикивались со встречавшими их на причале.

Герстнер, Маша и Родик радостно махали руками Пиранделло, Зайцеву и Фросе.

Федор и Тихон с цветами в руках были разодеты во все самое лучшее. Фрося, в новом австрийском ошейнике, с веночком на рогах, восторженно блеяла, задрав голову.