Михаил Чулаки: У Пяти углов

Всегда она выдаст неожиданный образ!

Анна Федоровна донимала его своей бессонницей, Вольт ей и посоветовал старое средство — индейское, кажется: перед сном просидеть полчаса на корточках. И вот результат.

Когда отошли, чтобы Анна Федоровна не слышала, Надя засмеялась:

— А разве белуги спят?

— Не знаю. Но не ревут они точно — зато за них все кому не лень ревут белугами, А может, и спят. В омуте. Вроде как ты, когда не хочешь вставать утром в бассейн.

— Не, я не белуга. Это Анна Федоровна белуга: и толстая, и усатая. А я — килька. Слышишь, да? Килька я! Обглоданная.

Вольт не любил, когда Надя вот так самоуничижалась. Если это способ выдавить из него комплимент, то неудачный: он никогда не уверял в ответ, что она такая красивая, такая неотразимая! Да Надя, к счастью, и не красивая — Вольт не любит красивых.

Внизу на проходе вместо дежурной сидел Константин Иванович Кожелянко и кричал в телефон:

— А я тебе говорю, он даст Жукову фору полкорпуса!

Азартный человек — Константин Иванович. Раньше при таком темпераменте проигрывали состояния на скачках.

Увидев Вольта, он замахал телефонной трубкой:

— Привет! Как психологическое обеспечение — обеспечишь?! — И сразу же собеседнику на том конце провода: — Ладно, потом! Тут, понимаешь, наш психолог пришел!.. А как ты думал? Всё на высшем уровне, не хуже, чем в сборной! Кандидат наук! Ребята после него как звери: вода бурлит, будто винт вставили!

Бросил трубку — хорошо, что не разбил! — выскочил из-за барьера, смешно поцеловал Наде руку: ему, пузатому дядьке в старой тенниске, никак не шла такая галантность.

— Наденька! Вас — персонально! Если бы я не боялся испортить отношения, я бы за вами поухаживал!

— Ой, что вы, Константин Иваныч: Вольт совсем не ревнивый.

Между прочим, сказано было с некоторым укором.

— Не с ним! С вами боюсь испортить отношения! Оскорбить достоинство и честь!

— А вы ухаживайте почтительно, Константин Иваныч.

— Почтительно. — не умею! Что за ухаживание, если почтительно?! Я сразу только так!

И Константин Иванович сделал загребательное движение руками, показывая, как он ухаживает.

Тут и Вольт не мог не рассмеяться, а уж Надя!

— Ой, Константин Иваныч! Ой, ну вас! У Енгибаряна в аттракционе был морской лев — ну в точности! Все девочки так его любили! Ползарплаты на рыбу. Енгибарыч жаловался, что портим животное.

— Зачем морской? Как настоящий лев! Мне не рыбу, а мясо!

Константин Иванович уже немного переигрывал.

— На ребят-то своих вы тоже как лев? — Вольт спросил, чтобы переключить Константина Ивановича. — Чтобы, когда плывут, им казалось, вы за ними гоняетесь. Кто это, Холанд, кажется, говорил, что во время заплыва воображает, что за ним гонится акула? Так я буду внушать, что не акула, а вы.

Константин Иванович мгновенно переключился:

— Да-да, сейчас нужно обеспечить двойное обеспечение! Перед Кубком. Шишкин совсем скис.

Вольт хотел было высказаться профессионально, но Надя опередила:

— Наверное, перенапряг. То есть, по-вашему, по-спортивному — перетренировка.

Надя любит показать, что все понимает в спорте, потому что у себя в цирке «прошла через суперспорт в квадрате!». Вольт находит, что вполне достаточно суперспорта — возводить в квадрат уже излишество. Да и вообще не в перетренировке дело, напрасно Надя говорит, чего не понимает.

Поэтому он высказался с некоторой досадой:

Нет, тут чистая психология. На тренировках плывет как дельфин или как твой любимый морской лев, а на соревнованиях не лев, а какой-нибудь дюгонь. Ладно, займусь с ним персонально. Сейчас только сам проплыву для бодрости.

В раздевалке расположилась группа с кондитерской фабрики. Значит, надо было торопиться плавать, пока кондитеры займутся разминкой — специальными облегченными упражнениями, прозванными здешними тренерами «гимнастикой для толстых». Торопиться плавать, потому что когда кондитеры дорвутся до воды, нормально не поплаваешь. Зато в предыдущей группе народу всегда мало, с ними плавать хорошо.

Вольт прыгнул с тумбочки в прекрасную голубую воду, какой нет ни в одном море, прыгнул с затяжкой, как профессионал, и, как всегда в первые минуты, испытал удивительное восторженное состояние — ощущение, близкое к полету! Когда же первый восторг притупился — восторги всегда кратки, таково уж их неизбежное свойство, — ценной стала монотонность плаванья: туда и назад, туда и назад, двадцать пять метров от стенки до стенки — и так все сорок минут без единой остановки; плыл своим неизменным кролем, плыл на чистом автоматизме, и ничто не мешало ему думать. На соседней дорожке мелькал голубой купальник Нади, но это нисколько Вольта не отвлекало: в бассейне надо получать нагрузку и думать, а не флиртовать с собственной женой.