Андрей Мелехов - Analyste

Два ветерана ЦРУ сначала неподвижно, как и положено солидным профессионалам из самой свободной и богатой страны мира, наблюдали за началом боя из ближайших кустов. Через некоторое время они начали нервно переминаться с ноги на ногу и делать неосознанные движения руками, которые обычно можно наблюдать у футбольных болельщиков во время самых волнующих игровых эпизодов. Наконец потеряли терпение, нехорошо заматерились по поводу того, что «если хочешь, чтобы что-то было сделано, делай это сам!», и без особого восторга выдвинулись на помощь туземной пехоте. Невинный отбор вещдоков грозил перерасти в международный конфликт, что никак не входило ни в их планы, ни тем паче в планы американского правительства.

Обезвредивший к тому времени очередного «баклажана» (то есть, по терминологии здешних расистов, представителя местного населения) Майор схватил в здоровую руку бейсбольную биту и присоединился к своему товарищу. Две пары бойцов времен холодной войны стояли напротив друг друга. Один из цэрэушников по-волчьи оскалил неестественно белые фарфоровые зубы. Все четверо издавали глухое утробное рычание, как готовые к бою бультерьеры. На минуту они забыли, зачем они здесь и что делают. Все было опять как в старые добрые времена: Америка против Советов, империя свободы и жевательной резинки против империи водки и зла. Они вновь были молоды и бесшабашны, и в жилах трепетала честная и тупая солдатская ненависть. Если бы сейчас появились местные полицейские и попробовали прервать этот фестиваль тестостерона, их просто разорвали бы на куски.

Наконец Зубастый с хриплым воем бросился на стоявшего напротив с раскоряченными в боевой стойке ногами Капитана. Его напарник атаковал Майора. Тот, поднаторевший на нестандартных решениях в условиях современного боя, резко ушел в сторону по диагонали и ударом биты вышиб противнику Капитана коленную чашечку, после чего успел в повороте вокруг оси с хлестом врезать Зубастому. Зубастый, однако, не остановился и нанес могучий удар «мае» в лицо Капитану. Тот едва успел поставить блок и мимолетно подумал: «Ого, а если бы попал, сссволочь?» Подкошенный противник Майора дернул его за лодыжку, повалил на землю и принялся методично молотить по голове. Секунду спустя схватка ветеранов выродилась в катающийся в красной пыли комок тел. Под звездным куполом африканского неба, под огромной и холодной полной луной, на другом конце света, в тысячах километров от своих стран и семей, взвизгивая, лягаясь и кусаясь, как молодые псы, метелили друг друга постаревшие рыцари плаща и кинжала минувшей эпохи.

После нескольких минут драки противники подустали и сделали перерыв, выйдя из клинча. Ни одна из сторон не добилась явного преимущества, а все четверо представляли собой жалкое зрелище: еле стоящие на ногах немолодые уже белые мужчины в порванных в клочья костюмах, с покрытыми грязью и кровью лицами и сломанными носами и ребрами. Как всегда, настоящая мужская драка не имела ничего общего с киношными стереотипами. Неожиданно на сцене вновь появились остатки разбитого туземного авангарда: утирая сопли и слезы со злых лиц, из-под «Фольксвагена» выбрались обработанные перечным газом африканцы и с некоторым колебанием подбрели к своим работодателям. Старший американец мгновенно оценил эту своевременную тактическую поддержку и, по-прежнему с трудом переводя дыхание, потребовал на чистом русском языке:

— Сдавайтесь!

— Fuck you, asshole! [4] Пошел на хрен, сволочь! (англ.) — любезно отвечал Майор на не менее правильном английском.

Понимая, что даже с туземной поддержкой шансы одолеть русских в рукопашной схватке по-прежнему остаются неясными, американцы должны были сделать нелегкий выбор: продолжить состязание, перейдя к неспортивному применению последнего аргумента, или забить в барабан и организованно отойти на первоначально занимаемые позиции. При этом — еще в ходе драки — они смогли заметить, что у русских может найтись адекватный ответ и на последний аргумент. Рукоятка адекватного ответа напоминала автоматический пистолет «Глок». К тому же спортивная злость — это одно, а хладнокровное убийство агентов спецслужбы вроде бы дружественного государства непонятно за что — совсем другое. В итоге возобладали добрая воля и профессиональный подход, и Зубастый, потерявший к тому времени большую часть своего порцелана и потому несколько шепелявивший, сказал на прощание (тоже по-русски):