Ирина Лобановская - Жена из России

Маня привыкла к множеству народа, к гудению улицы за окном, к постоянному ежевечернему калейдоскопу взрослых в комнате и прекрасно спала при любом шуме.

— У нас рядом танки идут в праздники на Красную площадь, а Марья спит себе так, что не добудишься, — смеялся отец. — Можно стрелять прямо в комнате, Манька не проснется!

Она не представляла себе, что бывает какая-нибудь другая жизнь, и ее собственная казалась ей, несмотря на некоторые неприятные детали, замечательной.

Дом на Набережной был еще до ее появления на свет, и она о нем даже не подозревала.

Понемногу Маня догадывалась, что возраст — не оправдание человеческим поступкам, хотя всё часто сваливают именно на него. И еще на время, которое, по слухам, и лечит удачнее психотерапевтов, и становится причиной зла. Да при чем тут время? Оно не может ничего изменить и стереть. Ну, разве что притупится немного память… Совсем чуть-чуть.

Маша смутно начинала понимать: пора задуматься над вечными понятиями "грех", "расплата", "душа". И снова это таинственное "время"…

Как-то в коридоре университета Машина группа ждала преподавателя по зарубежной литературе. Он опаздывал на экзамен. Все знали, что любимый всеми, добрейший Зотов сидит неподалеку в "Национале", пьет коньяк и давно напрочь забыл об экзамене. Поскольку пьет постоянно, почти без перерывов. И только иногда суровое вмешательство жены, секретарши деканата журфака, на короткое время прерывает запои, возвращающиеся потом с новой силой.

С часовым опозданием милейший препод наконец явился. Он прошел мимо Машки, стоявшей по обыкновению в стороне от группы, и пробормотал:

— Ох, грехи наши тяжкие!

— Что он сказал? — кинулись к Мане студенты.

— Сказал, что грехи наши тяжкие, — задумчиво объяснила Маша.

На нее посмотрели странно, думали: врет или сочиняет. Но зачем?..

Через год добрейший Зотов, всегда попросту ставивший всем будущим журналистам, ни о чем особенно не спрашивая, одни "хоры" и "отлы", скоропостижно умер.

Почему Маня в последнее время стала все чаще и чаще вспоминать Зотова и его фразу, случайно брошенную в коридоре?..

Тогда она совершила предательство. И через десять лет после случившегося поняла, что любила человека, из-за которого так поступила. Но предательство оставалось предательством — любовь тоже ничего не оправдывала. При чем здесь вообще любовь?

На первом курсе Машка продолжала сочинять плохие стихи, которые показывать отцу и матери не решалась. Но осмелилась приобщиться к литературной студии. С одной стороны — просто так. С другой — потому что интересно. Творческие люди. И можно случайно встретить гения. Наверное, как раз его она там для себя и нашла. Студента МИФИ. Высокого. Даже выше Мани. С отрешенным взглядом и длинными светлыми прядями по плечам. Полный романтический набор. Классика.

На одном занятии литстудии Маша оказалась рядом с этим отсутствующим в здешнем мире юношей. Однако внешность и первое впечатление часто обманчивы. Сосед пристально вгляделся в Маню и отправился ее провожать, не испросив никакого разрешения и даже для вида не поинтересовавшись ее желанием.

Они вышли на мокрую после дождя улицу. Она радостно поприветствовала их ветром, звоном трамваев и грязью на тротуарах. Поздние прохожие осторожно обтекали двух молодых поэтов с обеих сторон, с интересом осматривая пару таких столбов.

— Пахнет весной… — сказала Маша и с удовольствием вдохнула вечернюю московскую сырость.

— Весной? Как это? — удивленно повернулся к ней гений.

Маня растерялась: он действительно жил далеко от Земли, это не ошибка. Но как и о чем с ним разговаривать?.. Она вообще не умеет… И не в силах объяснить, как пахнет весна… А кроме того…

Маша осторожно взглянула на провожатого, бесстрастно вышагивающего рядом. Сердце тревожно постукивало, пытаясь разобраться в происходящем.

Она смущенно провела руками по своей простенькой курточке, в который раз тоскливо сознавая свою некрасивость, несуразно длинный рост… понимая, что совершенно не знает, куда девать руки. Они ей непрерывно мешали. Разве такой нескладной дылдой может кто-нибудь увлечься всерьез?..

Со старших классов Маня страдала от ужасных красных прыщей, часто гноящихся и оставляющих на лице непроходящие рубцы, следы и отметины. Инна Иванна отвела как-то дочку в косметический кабинет, где ласковая женщина с мягкими ватными руками сделала чистку, убрав с Машиного лица большую часть безобразия. На чистки приходилось ходить раз в месяц, зато щеки и лоб перестали так угнетать и досаждать Мане. Хотя сейчас ей не мешало бы снова попудрить явно блестевший нос. Хорошо, что в темноте он не бросается в глаза. Но гению, видимо, этот блеск не мешал. Или он, все-таки находясь где-то далеко от мокрой улицы, просто не замечал Маниных недостатков и уродств.