Как обычно, я нахожу Хамаду ат-Тартуши на террасе кофейни — он уже поджидает меня. Хамада ушел в отставку лет пять назад, а сблизили нас возраст и одиночество. Разрушительная старость сделала его морщинистым стариком и так завладела телом и голосом, что он выглядит даже старше своих лет. Голова у него совсем седая, брови наползают на веки, взгляд погас, потускнел. Однако Хамада не прочь поболтать и повеселиться. Время тоже отняло у него друзей, но он все еще остается главой семьи, сыновья его преуспели, удачно устроившись в провинции. И теперь только жена разделяет с ним дом на улице Аш-Шурафа.
Хамада встретил меня радостной улыбкой, обнажившей беззубые десны:
— Здравствуй! Ну как первый день в отставке? Да продлит Аллах твою жизнь!
— Безраздельная тоска, и ничего больше…
— По правде говоря, на меня отставка подействовала еще сильнее.
— Небось, повседневные заботы притупляют все чувства?
Он утвердительно махнул своей сухонькой рукой:
— Что верно, то верно, дядюшка Халим. Конечно, пенсия в любом случае меньше жалованья.
— Да и жалованья-то не хватало. Ну а между получающими пенсию и жертвами голода в Эфиопии всего лишь шаг.
Хамада беззвучно засмеялся и предложил уже другим голосом:
— Может, попросить нарды?
— Впереди у нас много времени, слишком много… — ответил я без особого воодушевления.
— Все дело в твоем одиночестве!
— Конечно! Раньше я хоть полдня проводил в министерстве.
— Да, но тебя же никто не заставляет превращаться в домоседа.
— Одиночество-то не только в доме, оно ведь и здесь тоже, — указал я на свою грудь.
Хамада улыбнулся:
— Ты что, до сих пор еще не забыл своей старой мечты о женитьбе?!
— А разве случай уже упущен?!
— Все в руках Аллаха — хвала ему! Но есть ли еще в тебе нужные силы?
— Подумай сам, — принялся уверять я, — никто не дает мне моих лет, а иногда мне даже кажется, что вернулась молодость! Меня пока что миновали тяжелые болезни, да и вообще мне знаком только насморк. Зубы тоже целы, разве что стоят четыре пломбы, мне не нужны очки ни для дали, ни для чтения. Впрочем, последнее время я почти не заглядываю в книги. Да и седины у меня почти не видно. Впрочем, не люблю много говорить о здоровье, боюсь сглаза.
— Что ж, если тебе представится случай, то ради бога! Ну а если не получится, то будь доволен своим уделом. И не завидуй людям женатым: клянусь Аллахом, ничто так не нарушает наши планы и не сокращает наш век, как семейная жизнь и средняя школа!
Сколько раз я уже это слышал — но не для меня такие речи. Да, я не знаю ни одной из домашних забот, а лишившись семьи, просто перешел на сандвичи и консервы. Однако я не перестал страстно желать, чтобы у меня были жена и дети. И даже сейчас не перестал… Мы начали играть в нарды, и я наконец нашел избавление от своих невеселых мыслей. Но впереди меня ждало возвращение в старый дом на улице Абу Хода — тоскливейший миг!
За время знакомства с Хамадой ат-Тартуши я раскрыл ему многие тайны своей жизни, а когда рассказал историю с Маликой, то он спросил:
— Сколько же ей сейчас лет?
— Она младше меня на год, максимум на два.
— А как женщина?
— Я ее видел несколько раз издали, на балконе дома, когда шел в кофейню. По-моему, она по-прежнему еще привлекательная женщина.
— Вдова, ее дети навсегда остались в Саудовской Аравии, одинока, как и ты, — задумчиво проговорил Хамада. — Сходи к ней и попробуй пощупать пульс…
Я посмеялся над этой нелепой идеей, но она тем не менее сразу же запала мне в душу, а воображение стало услужливо рисовать картину будущего визита. Да и нельзя сказать, что прежде я мысленно не встречался с ней, особенно в моменты приступов любовной тоски. Малика являлась ко мне, когда я готовился ко сну, и начинался разговор и обмен новостями… Но это была девушка из прошлого, девушка моего сердца и мечты, жена, которую природа предназначила для меня, а меня предназначила для нее. Увы!.. Не говорю, что это исключительная любовь, пронесенная сквозь все эти годы. Нет, чувство умерло в свое время, я смотрел на ее свадьбу, как чужой… А сейчас во мне говорят одиночество и жажда тепла. И остается только проклинать превратности судьбы, которые опустошили мою Родину и весь мир, настигнув меня в моем собственном доме.
По дороге между улицей Абу Хода и площадью Армии я изливал проклятия на свое жилище: «Кто еще, кроме меня, умудрился дожить до отставки в одном и том же квартале, на одной и той же улице и в одной и той же квартире? И даже более того — в одной и той же комнате?! И всякий раз, когда я пытался сдвинуться с места, меня хватала за горло злая судьба. Моя ненависть к ветхому дому все возрастала по мере приближения к нему. Что меня ждет там? Огромный подъезд, вечно тонущий во мраке, колодец изъеденной временем лестницы неопределенного цвета, заваленной отбросами. Дом без привратника, квартиры без слуг — и это несмотря на мою нелюбовь к уборке и наведению порядка! Запах пыли, врывающийся в ноздри входящего. За всем этим тоят инфляция, либерализация, войны, мировая экономическая система… Господи, но ведь я хотел всего лишь жениться на Малике, дочери моего родственника Баха-эфенди Османа! Разве я желал чего-то большего?!»
Читать дальше