Нагиб Махфуз - Шахразада. Рассказы

— Но ведь ты продаешь себя негодяю с машиной!

— А ты все равно меня любишь!

Он молчал, а Лютфия смеялась:

— Пускай мои дела и мое замужество тебя не беспокоят. Сердце мое принадлежит тебе одному.

И Амр понял, что, пока они вместе, он приговорен разрываться надвое — между любовью и здравым смыслом. И не освободиться ему от этих адских мучений, пока светит над ними красный абажур.

Он стоял на балконе, ловя тихие порывы ветерка летней ночи.

— К вам гости, — неожиданно раздался голос старой служанки.

— Кто там?

— Не знаю. Сказали: «Открой», я пришла спросить у вас.

Он заглянул в дверное окошечко — там стоял человек, которого он никогда раньше не видел. Сердце Амра сжалось. Он покорно открыл дверь, мужчина вошел, за ним еще трое.

— Просим прощения, нам необходимо произвести у вас обыск. Вот санкция прокурора, — сказал первый. Остальные тут же приступили к делу. Амр сдавленно произнес:

— Что вы хотите найти?

— Пишущую машинку.

Он вынес машинку. Офицер рассмотрел ее и заключил:

— Письмо было напечатано на этой.

Он достал то самое письмо, которое Амр добровольно написал и отослал, и спросил:

— Ваше?

В отчаянии Амр ответил:

— Не понимаю, о чем вы говорите.

— Когда вы приобрели эту машинку?

— Я купил ее, а не украл, и не собираюсь отчитываться перед вами.

— Вам устроят очную ставку с работниками винного и кондитерского магазинов… Отпираться бесполезно. И не имеет смысла, если вы невиновны.

Уже сидя в полицейской машине, Амр спросил, на каком основании у него производили обыск, но не был удостоен ответом. Только теперь он понял, какую непоправимую ошибку совершил, напечатав письмо на машинке. Ведь получилось, что, скрывая свой почерк и не подписываясь, он боялся быть обнаруженным, а это, по мнению полиции, свидетельствовало о его виновности. Следователь, подозревая коллег Лютфии, узнал их адреса, в том числе и его адрес, и велел произвести обыск, в результате которого и была обнаружена пишущая машинка и, таким образом, стал известен владелец коньяка и конфет.

— И тем не менее я невиновен, и все, о чем говорится в письме, сущая правда, — продолжил он свои мысли вслух.

— Нам с самого начала было известно о вашей связи с убитой, — заявил полицейский.

Образ дядюшки Сулеймана мелькнул в его голове.

— Я сам признался в этом в письме, и все-таки я повторяю: я невиновен.

— У вас богатое воображение, — усмехнулся офицер.

— Вы упустите настоящего преступника.

— Все, кого мы подозревали, оказались ни при чем.

— Так кто же тогда убийца?

— Выходит, что вы, — хладнокровно ответил полицейский.

Патрик аль-Хамави, не успев выйти из детского возраста, уже оказался женатым. Его отец, строительный подрядчик, человек малограмотный, почувствовав приближение своего конца, решил еще повеселиться на свадьбе сына и сам выбрал ему невесту, хотя тому было только четырнадцать лет и он ходил в школу.

Патрику очень понравились ночные игры с молодой женой. Своими впечатлениями он делился с товарищами, и его рассказы разжигали в сердцах одноклассников страстные мечты, воспламеняли воображение.

Семейная жизнь не помешала способному ученику успешно окончить школу и институт. Потом его отправили в Англию на два года. По возвращении домой ему было трудно вновь привыкать к своему прошлому и особенно к жене. Они ссорились по любому поводу, ни в чем не находя согласия. Ее невежество, ее глупая болтовня, предрассудки и суеверия были для него невыносимы. С тоской вспоминая время, проведенное на чужбине, он повторял своим друзьям:

«Так жить невозможно!»

После долгих переживаний и сомнений он принял жестокое решение — дать жене развод.

В нашем квартале все языки принялись поносить его и упрекать в безнравственности. Но он с безразличием встретил эту волну осуждения. Более того, опять бросил вызов кварталу, появившись в один прекрасный день с новой женой — иностранкой. Патрик утверждал, что она француженка, но соседи, которые всегда все знают, настаивали, что она родом всего-то из сирийских греков. Молодые везде ходили вместе, и женщина бесстыдно демонстрировала свое непокрытое лицо. И глаза жителей квартала смотрели на них с презрением и осуждением, призывая милосердие Аллаха на покойного старика аль-Хамави. Во всех углах и закоулках только и говорили о нахальных повадках новой жены и ее раскованности в общении с мужчинами. Говорили еще о ее пристрастии к вину, сомневались, можно ли считать ее настоящей мусульманкой. Как она будет воспитывать своих детей? Неужели христианами?