Жак Шессе - И обонял Господь приятное благоухание

В одной комнате были наручники и прочие принудительные орудия, много говорившие о занятиях вышеупомянутой хозяйки.

Там также стоял стеклянный шкаф с разными сосудами, многочисленными флаконами, тонкими вазами, маленькими коробочками с этикетками эфирных масел и несуразных для этого места духов, часто с растительными или животными ароматами, которые вызвали у одних инспекторов презрительный смех, а у других, по их словам, тошноту.

— У меня для тебя сюрприз, — сказала мне Мария Елена, когда я в первый раз пришел к ней в бутик.

Это было ночью, я пошел к ней очень поздно и был уверен, что никого не встречу на столь коротком пути.

— Сюрприз и даже два. Но начнем с первого. Воспоминание об «Элоизе»!

И она достала из выдвижного ящика фотографию Роже́ Вайана, спокойного и улыбающегося, что для него было редкостью, вместе с Элизабет-Лизиной и со всей театральной труппой. Среди этой группы были аббат Нуарэ в сутане, мальчик, игравший роль каноника Фюльбера, помнится, его звали Жаки Кулонж, аптекарь, а также Мария Елена и я в блузе художника, потому что мы расписывали декорации. В центре Жанна Жоанно́, которую поддерживает рукой за бедро аббат Нуарэ, наш режиссер-постановщик. И чуть сзади стоящий в глубине бедный Абеляр, жених-деревенщина, отец утробного плода, «повесившегося» вместе с Жанной. Повесившиеся, так сказали о них люди в то время.

Поразительно жизненная фотография, несмотря на свой возраст. Немного темная, благодаря чему лица обрели рельефность, как будто смерть уже наложила свою печать на некоторых из них. Кость, глазные впадины под замшелой плотью. Что пугает и что притягивает в старых фотографиях? На них невинная, безоблачная, возможно, веселая жизнь, а теперь царит небытие, угрожает забвение, и вас охватывает чувство глубокого сожаления за фотографию и за ее тени. Роже, Элизабет, Жанна, ее ребенок, аббат Нуарэ, галерея призраков, живых мертвецов, снятых в прекрасный, безмятежный момент всеобщего согласия.

— Смотри, — сказала Мария Елена, — у меня есть еще одна фотография Роже. Он увеличил ее специально для меня.

И она достала из того же ящика прекрасный портрет Роже́: угрюмый и надменный, с ледяными глазами, с носом сарыча, со слегка сдерживаемой, вызывающей, гордой от своей добычи улыбкой на удивительно мясистых для тонкого лица губах.

— Эту он подарил только мне. — И мечтательно повторила: — Только мне.

Она перевернула фотографию и прочла мне автограф. Почерк Роже Вайана — убористый, нарочитый: Милой благоухающей испанке, Рож е , Мейонн а , октябрь 1960.

— А второй сюрприз? — глупо спросил я.

Я был слишком потрясен, чтобы комментировать то, что я чувствую.

— Второй сюрприз? Смотри сюда.

Открыв маленьким ключиком сумку, напоминавшую кожаную папку, она достала еще одну фотографию, цветную; когда я ее увидел, мне пришлось взять себя в руки, чтобы не закричать.

Сцена снята за бутиком, в одной из комнат, которые она показала мне, когда я пришел. На огромной кровати, накрытой розовым покрывалом, расставив ноги, лежит совершенно голая Жюльенна Виллями; ее лодыжки и запястья закреплены кожаными браслетами, не позволяя ей двигаться.

— Вот она, твоя дорогая хозяйка мясной лавки! Хорошенько посмотри на нее, пока я не убрала ее в компрометирующее ее досье.

— Но… Как же она пришла? Ты ведь даже не знала ее…

— Я же сказала тебе, что заманю ее. И на это потребовалось не много времени. Хороший план. Я дала ей померить белье под предлогом этого дефиле, единственного, дневной аттракцион, она тут же согласилась. Знаешь, во время примерки ты касаешься, мимоходом ласкаешь ее, скажем, что она… полна энтузиазма.

— А браслеты? И поза на кровати?

— Я сказала ей, что это игра. Что она будет позировать для смелой фотографии, только один раз, для меня и для нее, ради смеха. Чтобы доказать самим себе, что то, что делают специалисты, не такое уж хитрое дело.

— И она согласилась.

— Мало того что согласилась, она очень старалась, если ты это хочешь знать. Я бы сказала, что она хотела еще. Я дала ей возможность немного подождать, чтобы заманить ее, чтобы она вернулась. Уверена, что теперь она у меня в руках. И мне не придется упрашивать ее вернуться. А пока что я скажу тебе, что у нее очень красивая задница. И очень вкусная. Впрочем, сам увидишь.

— Ты с ума сошла! Это ужасно. Ты подумала, чем мы рискуем?..

— Мы ничем не рискуем. Она совершеннолетняя. И я ее не заставляла.