«Ну? Куда вы там пропали? — окликнул ее саркастический Шишков. — Уж не собираетесь ли вы, Марина Борисовна, выбивать из меня эти ваши долги?» — «Я... Ну что вы... Просто я хотела сказать...» — Марине померещилось, что вот сейчас, сию минуту, профессор положит свою неемкую холодную ладонь на ее открытую шею.
«Ну хорошо, оставим это, — профессор снова был собран и целеустремлен. — Вы, Марина Борисовна, кажется, хотели работать на телевидении? Вот туда и приходите завтра часам к десяти, будем решать все наболевшие вопросы. Аренда на помещение штаба закончилась позавчера, соберите у сотрудников ключи и сдайте моему секретарю».
Скользкая пикающая трубка словно сама собой упала на рычаги, и телефон теперь смотрел на Марину мертво, будто выставленная на стол баранья голова. Надо было выходить самой и выводить людей. Была минута, когда Марина вдруг ощутила себя истинной дочерью своего орденоносного отчима: это было как принесенная ветром и тут же поскользнувшаяся на какой-то фальшивой ноте духовая маршевая музыка. Некоторое время ушло на сборы: регистраторы выдергивали из столов грохочущие дребеденью легкие ящики, заворачивали в газеты сложенные бутербродами разношенные туфли, спешно прополаскивали кружки ржавой шипучей водой. Наконец колонна из шести человек была готова выступать; сумка Марины отяжелела от грубо звякавших ключей, а самая слабонервная из женщин, та, что некогда упала в обморок из-за пропавшей из-под локтя банковской упаковки, держала в объятиях горшок с многоступенчатым алоэ, и осьминожьи щупальца зеленого питомца доверчиво качались у нее на поднятом плече.
Как только Марина оттянула на себя железным голосом вскрикнувшую дверь, на нее одновременно с дневным ослепительным воздухом упал скрипучий и хриплый, почему-то отчасти конский шум толпы. Человеческие ноги, к которым она поднималась по шершавым скошенным ступеням, несколько пятились, заплетаясь в венок. Когда же Марина оказалась наверху и вступила в человеческий круг, прямо ей в лицо с угрожающим шелестом, щелканьем, механическим клекотом полетели те самые призрачные птицы, что всегда вылетают из фотоаппаратов, когда фотограф нажимает на кнопку. Пригибаясь под этим атакующим плеском (острое крыло плашмя скользнуло по щеке, другая тварь, невесомая, будто комок сухого бурьяна, запуталась коготками в растрепанных волосах), Марина заслонилась от корреспондентов вскинутой ладонью, как однажды видела в каком-то журнале про знаменитостей. «Когда ваша структура рассчитается с агитаторами?» — «Был ли запланирован заранее обман избирателей?» — «Вам удалось связаться по телефону с депутатом Кругалем?» Вопросы, выкрикиваемые на разные голоса, сопровождались выдвижением мохнатых и губчатых микрофонов, а из самого большого фотоаппарата, размером с ходики, то и дело выбрасывалась на пружине яйцевидная, вроде «Киндерсюрприза», икающая кукушка. «Сегодня денег не будет, это точно. Дальше не знаю», — произнесла Марина осипшим, как бы спеленутым голосом в ближайший микрофон, чувствуя, что за спиной у нее пустеет, и значит, женщины успевают смешаться под шумок с обманутыми избирателями, стоящими плотной гармошкой, словно и их построили для коллективного снимка. «Что вы думаете о возможном пересмотре результатов выборов?» — вылез плечом из тесноты главная гордость студии «АРМ-ТУ», ухоженный мальчик с дивными, словно маслом напитанными ресницами и прекрасными руками прирожденного карманника. «Выборы состоялись», — твердо ответила Марина смутному прежнему знакомому, краем уха слыша, как за спинами прессы агитаторы пытаются скандировать, плохо собираясь голосами, неразборчивый лозунг — но лозунг, путаясь в лишних слогах, никак не раскачивается. «Все, снято!» — заорал, делая пухлой рукой энергичные отмашки, толстый режиссер неопределенной студийной принадлежности, одетый, как всегда, в короткую стеганую курточку, придающую режиссеру сходство с гроздью синих воздушных шариков, и, судя по изжеванной спичке во рту, как всегда, бросающий курить. Сразу пресса поредела, и Марина, оглянувшись, увидала у серой хрущобной стены, под самыми балконами, напоминающими более всего висячие собачьи будки, спасительную узкую тропинку. Ее никто не задерживал, и она заспешила, спотыкаясь о ржавые, подвязанные проволоками водосточные трубы и пугая приседающих широкозадых мурок, явных родственниц той, что валялась, оскалив протухшие зубки, в оконном колодце; она не могла отделаться от впечатления, будто у художника, проводившего ее тяжелым и словно бы незрячим взглядом, высунулся из рукава ухмыльнувшийся нож.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу