Василий Аксёнов - Была бы дочь Анастасия (моление)

Пошёл и тут к двери, но – никого. Почудилось.

Взял Книгу.

Прочитал.

«И показал мне Чистую Реку Воды Жизни, Светлую (как кристалл), исходящую от Престола Бога и Агнца…

…Свидетельствующий Сие говорит: „Ей, гряду скоро!“ Аминь! Ей, гряди, Господи Иисусе! Благодать Господа нашего Иисуса, Христа, – со всеми вами! Аминь!»

Попил чаю. Свет не включая, посидел на кухне.

Вышел на улицу.

Ночь.

Спрыгнул с вереи чёрный кот, исчез в потёмках.

В Ялани тихо.

В воздухе тепло.

Поют звёзды – внимаю. Густо, слаженно. И только чуть одна фальшивит, кажется. Венера, может? По неумению или сознательно противоречит?

Весь день задаю душе своей вопросы: откуда ты пришла, куда отправишься? – молчит, не отвечает – почему-то; может, сама не знает, так поэтому.

Стою, думаю:

Как начинаю искать Бога умом – не нахожу – ум Его ищет среди звёзд, как только сердцем восбо-лезную о Нём – и вот Он: светом душа переполняется.

Боже, будь милостив ко мне, не оставляй меня.

Запели на берегу Кеми девчонки. Прекратили. Затянул парень: «Осенний свет пробил листву…» – красивый голос – может, и Кемь плескаться перестала даже, её отсюда не услышишь, – мелодичный.

Загудели мотоциклы – умчались куда-то.

И я пропел беззвучно следом: «Осенний свет пробил листву, над нами листья летят в синеву…» – слов дальше не помню. Как обычно. Одну только до конца могу исполнить: «Не для меня придёт весна…».

Может, ко мне идёт машина – ослепила меня фарами… Нет, повернула. Остановилась возле дома Гриши Фоминых. Гулко собаки Гришины залаяли.

Да кто ко мне приехать может?!

Пошёл в дом.

Взял со стола конверт. Распечатал.

«Жду. Люблю. Соскучилась. Согласна».

Вспомнил, что у неё, моей Молчуньи, день рождения двадцать первого сентября.

«Успею», – подумал.

Постелил постель.

Весь день на ногах.

Уснул как убитый.

Сон чудной привиделся мне этой ночью, странный. Словно выхожу я из своей квартиры в Петербурге, вниз по лестнице спускаюсь, выхожу из парадной, но оказываюсь не на улице Зелениной, а тут, в Ялани. И нормально будто, так и должно как будто быть. Я ничуть не удивляюсь этому. Направляюсь муравчатой улицей к родительскому дому. Вхожу. Посреди горенки, залитой солнцем, стоит стол, застеленный ярко-белой скатертью, за столом сидят Молчунья, мама моя и моя бабушка Анастасия. Перед ними на столе лежит младенец, туго спелёнутый, пелёнки золотого цвета.

– Кто это? – спрашиваю.

– Дочь твоя, – отвечает бабушка.

– А как зовут её? – интересуюсь.

– Воскресение, – называет бабушка. – Анастасия.

Трое суток ел чёрный хлеб, посыпав его солью-каменкой, и запивал сырой водой. Вот и сегодня. Вовсе уж вкусно.

Сходил на Монастырское озеро, к отцу Иоанну – служит он там теперь в часовне, а заодно её и охраняет – от шибко верушшых и неверушшых туристов. Пробыл у него часов пять.

Шёл туда – видел, возвращаясь назад – остановился. Венки на обочине. И корзина с цветами.

Дима…

И он был, как я сейчас только узнал, у отца Иоанна. После него ко мне заехал. Грустный. Хозяйство его банкротят, передают кому-то за бесценок – кавказцам, вроде. Посидел недолго Дима у меня, заторопился – жена Татьяна дома, дескать, ждёт, баню истопила. А ему ещё к сестре до Полоусно съездить надо было. Поехали. За рулём его племянник, уец, Женька. Отъехали три километра. Лесовоз мчится навстречу. Не уступил дорогу, ослепил. Успел отвернуть Женька. Хватили колёса уазика щебёнку – занесло машину – перевернулась. Женьке и механику, ехал с ними, ничего, а у Димы сломались шейные позвонки – хрупкие они у людей.

Господи, прими и упокой душу погибшего раба Твоего Димитрия. Доброй души был человек – свидетельствую.

Дома.

Брожу.

Из рук всё валится, как говорила мама. Места себе не нахожу.

Год прошёл. Первый раз зашёл в её, мамину, комнату. Стоит на столе икона Божьей Матери, одетая в белое вафельное полотенце, очень похожая на ту, которую Молчунья там, в далёкой отсюда мастерской, не дописала. Без меня, может, – не мешаю-то, – закончила. «Укорение». Так я её, икону ту, назвал, когда увидел. Не по себе мне как-то стало.

Покинул комнату.

Радуйся, Благодатная! Господь с Тобою…

Радуйся, Обрадованная, во Успении Твоем нас не оставляющая…

В ризах позлащенных одеяна преиспещрена…

Радуйся, Царице неба и земли, радуйся, Обрадованная, радуйся, Заступнице усердная рода христианского!