Олег Рой - Вдали от рая

– Марина сказала… Марина…

– Да, я сказала, – во всеуслышание провозгласила молодая учительница живописи, – что последние работы Сережи стали более зрелыми. У него действительно талант. Я думаю, стоит предложить их на выставку произведений непрофессиональных живописцев. А если галерейщики оценят свежесть и необычность стиля, там и до персональной выставки недалеко…

Волошин смотрел на тех, кого он привык уже считать своей семьей, и сердце стискивало такое острое сладкое чувство защищенности и покоя, такая счастливая нежность, что все прежние мысли о потерянном рае померкли. Разве рай можно потерять, если ты всеми силами ищешь туда дорогу? Разве можно надолго остаться вдали от него, если ты сам строишь его собственными стараниями и удерживаешь в своей душе притяжением воли, усилием ума, напряжением чувств?

Обычно Марина оставалась с ними после занятий – попить чайку и рассказать об успехах своего необычного ученика. Однако сегодня Волошиным нельзя было засиживаться надолго. Это был особый день – годовщина смерти волошинской матери, и, хотя Виктор побывал уже на кладбище с утра, перед работой, им хотелось съездить туда всем вместе еще раз. Сережа нарвал в саду поздних разноцветных астр, так любимых когда-то Валентиной Васильевной – он знал, что они едут «навестить маму», – а Вера испекла поминальный пирог с корицей. Волошин не хотел садиться за руль своего «Вольво», потому что собирался на кладбище помянуть маму так, как это полагается по русскому обычаю. А потому на помощь был призван верный Юра, сменивший-таки наконец свою несчастливую «девятку» на очень приличную, хотя и подержанную иномарку.

На кладбище их охватила со всех сторон совсем уже глубокая багрово-золотистая осень. Волошины медленно шли по расчищенным дорожкам, негромко переговаривались и, как часто бывает в этом грустном месте, ощущали себя нарушителями какой-то таинственной границы между миром живых и миром мертвых. Виктор и Вера впервые оказались здесь вместе, и, когда до могилы Валентины Васильевны остался лишь один поворот, молодая женщина внезапно потянула мужа за рукав куда-то в сторону.

– Я забыла тебе сказать, – проговорила она, немного нахмурясь и тихонько касаясь ладонью его щеки. – Ведь моя бабушка тоже похоронена здесь, на этом самом кладбище. Ну, помнишь, та, о которой я рассказывала – вдова ювелира… Мама моей покойной мамы…

– Сколько же этот гад народу загубил, – еле слышно, но все-таки так, чтобы они разобрали каждое слово, проворчал шедший позади них Юра. – Хорошо, что в суд на меня не подал. А то бы я его еще раз успокоил, и на этот раз уж навсегда…

Профессор Плещеев, не сразу пришедший в себя после богатырского Юриного удара, и в самом деле не подал на молодого охранника в суд. Объяснялось это, разумеется, не человеколюбием, а тем, что тогда ему пришлось бы излагать суду слишком много невыгодных для себя обстоятельств, предшествовавших драке. Виктор Волошин тоже не стал преследовать своего мучителя – главным образом потому, что об этом умоляла Вера, твердившая, что отец и без того уже наказан. Его верной секретарше приказано было молчать, что она и выполнила, напуганная всем происшедшим.

Сперва Виктор, вопреки Вериным заверениям о том, что Плещеев неопасен, тщательно за ним присматривал. Подозрения рассеялись только через месяц, когда бывший черный маг потерял место главного врача интерната… Неудивительно: ведь он больше не смог выполнять свои обязанности. Того, что с ним происходит сейчас, не пожелаешь и врагу. По сравнению с его нынешней участью тюремное заключение показалось бы легким исходом…

Все это мгновенно пронеслось в памяти Виктора, и он обернулся к жене, глядевшей на него с робкой улыбкой.

– Ты хочешь сначала зайти на бабушкину могилу?

Вера кивнула, и они свернули в соседнюю аллею. Немного погодя дорожка привела их к давно не крашенной, скромной ограде, с простым деревянным крестом вместо памятника, и Волошин не удержался, чтобы не бросить на жену укоризненный взгляд. Он склонился поближе – и отшатнулся, едва устояв на ногах.

С выцветшей фотографии, запаянной в полиэтилен, на него смотрела… Захаровна! Да, да, это она – добрые лучики морщинок, милая улыбка, приветливый, но твердый взгляд… Точно молния ударила в сердце! Не хватало воздуха, и он задохнулся, схватившись руками за грудь, отчаянно кашляя и как сквозь вату, сквозь вязкий туман, слыша озабоченный голос жены: «Что с тобой? Витенька, милый мой, что?..» От этого слова – «Витенька» – ему стало еще хуже, и он схватился за Веру, силясь сохранить сознание, которое расплывалось и путалось.