Филип Рот - Призрак уходит

И, разумеется, был знаком с высказыванием Мелвилла о его друге Готорне — тем, где говорилось о «страшной тайне» Готорна. Знал и какие выводы сделали извращенцы-ученые из этой фразы, из других фраз, оброненных родственниками и друзьями по поводу всегдашней замкнутости Готорна. Мэнни знал хитроумные, псевдонаучные, недоказуемые домыслы относительно Готорна и его сестры Элизабет, и в поисках сюжета, который раскроет то невероятное, что произошло с ним самим и, как ты говоришь, глубоко его изменило, сделав совсем не похожим на него прежнего, он использовал эти домыслы насчет Готорна и очаровательной красавицы, его старшей сестры. Для этого чуравшегося автобиографичности писателя, чей гений наделил его даром преображения, подобный выбор сюжета был, можно сказать, неизбежным. Давал возможность избавиться от давящих проблем и в то же время не касаться ничего личного. В его прозе нет места изображению. Она вся — размышление в форме рассказа. Представлю это как мою реальность, решил он.

Но на деле так решил я. Я решил сделать эту реальность моей, Эми, Климана, кого угодно. И еще целый час развивал свою версию, блистательно аргументируя ее логичность, пока наконец сам в нее не уверовал.

ОН: Почему женщина, похожая на вас, выходит замуж в двадцать пять — двадцать четыре? В мое время считалось неоспоримым, что к двадцати пяти — двадцати четырем, а то и к двадцати двум, уже нужно стать матерью. Но теперь… объясните… ведь я не знаю о вас ничего. У меня не было возможности узнать.

ОНА: Кроме явных причин — познакомились, я влюбилась, он влюбился безумно, а если такое случается… Ну, в общем, кроме вот этих явных причин объяснение надо искать в причинах обратного свойства: я вышла замуж, потому что в нынешнюю эпоху никто вокруг на это не решился бы. Если во времена вашей молодости все поголовно выходили замуж в этом возрасте, то теперь я была единственной из всех, кого знала на курсе, единственной из друзей, перебравшихся после Гарварда в Нью-Йорк, кто (смеется) решился на брак в двадцать пять. Это казалось отчаянным приключением, в которое мы пускались вдвоем.

ОН (не совсем веря ей) : Это правда?

ОНА: Правда. (Снова смеется.) С чего бы я стала это выдумывать?

ОН: И какова была реакция друзей на вашу свадьбу?

ОНА: Все… Никто не был шокирован. Никто. Они радовались за нас. Но я была первой, принявшей такое решение. Посмевшей бросить якорь. Мне нравится опережать других.

ОН: И все же детей у вас нет.

ОНА: Пока нет. И в ближайшее время не будет. Думаю, прежде чем это произойдет, мы должны утвердиться в жизни.

ОН: Как писатели.

ОНА: Да. Да. И в этом одна из причин отъезда. Там мы будем работать, и только работать.

ОН: А что было здесь?

ОНА: Работа — и жизнь в большом городе, связанность городской квартирой, целые дни бок о бок, бесконечные встречи с друзьями. В последнее время я стала настолько дерганой, что уже не могу ни усидеть на месте, ни работать, ни заниматься чем-то другим. Переезд даст мне шанс довести что-нибудь до конца.

ОН: Но почему вашим избранником стал именно этот молодой человек? Разве он самый яркий из тех, кого вы встречали? Вы говорите, что брак казался вам отчаянным приключением. Я познакомился с вашим мужем. Он мне понравился, в те сутки, что мы общались, он проявлял неизменное дружелюбие, но Климан, как мне кажется, куда больше годится для приключений. И в колледже он был вашим любовником, разве не так?

ОНА: Брак с Ричардом Климаном? О таком даже помыслить невозможно. Он как натянутая струна. Ему лучше подходят другие роли. Почему Билли? Он умен, с ним всегда было интересно. Мы разговаривали часами, и это не наскучивало. При этом сдержан и тактичен, хоть и считается, что тактичность и сдержанность скучны. Я, разумеется, вижу, чего он лишен. Ему не хватает настойчивости, умения загораться. Но обжигаться ведь тоже не хочется. Он мягок, обаятелен, и он меня обожает.

ОН: А вы его обожаете?

ОНА: Люблю, и очень крепко. Но его обожание другое. Он проживет год в Массачусетсе, потому что так хочется мне. Ему не хочется. Я вряд ли смогла бы пойти на такое.

ОН: Но платите за все вы. Так что, естественно, он подчиняется вашим желаниям. Ведь вы оба живете на ваши деньги?

ОНА (ошарашенная такой прямотой): Почему вы так думаете?

ОН: Ну как же? Ваши публикации — один-единственный рассказ в «Нью-Йоркере», у него в гонорарных журналах пока ничего. Кто оплачивает счета? Ваша семья.