Андрэ Стиль - Последние четверть часа [Роман]

Сейчас, когда стены голые, фургон поражает пустотой.

На полу — рамка с зелеными полумесяцами. На ней следы подбитых гвоздями подошв. Вокруг разбросаны обрывки фотографий, кусочки лиц, снизу глядят глаза…

Соседи уже все знали… Когда арестованного уводили на улицу Буайе, совсем неподалеку, люди слышали, как он кричал, используя все немногие известные ему французские слова:

— Они разорвали моих братьев, моего отца, мою мать! Они видели их имена на обороте и все-таки все изорвали!

— Это не в первый раз, — говорит Саид. — Он-то столкнулся с этим впервые, но когда они являлись ко мне в гостиницу, они всегда так делали… Им это доставляет удовольствие.

Саид собрал все, что мог, в одеяло и связал его в узел. Он сложил в бумажник обрывки фотографий, кроме портрета женщины, лицо которой показалось Шарлеманю знакомым, когда он пришел сюда в первый раз. Он подумал, что Саид забыл.

— А это ты разве не берешь?

— Я вырезал ее из журнала, — сказал Саид. — Я найду другую. Тут уж они мне не помешают.

Позавчера Шарлемань решил было, что это фотография жены Саида, и теперь он терялся в догадках. Ему не пришло в голову, что он мог увидеть это нежное смуглое лицо в иллюстрированном журнале, где среди фотографий принцесс и кинозвезд изредка можно найти и портреты народных героинь.

Уходя, Шарлемань заметил вдруг на стене жгут из сплетенных колосьев.

Для полицейских он ровно ничего не означал, и они его не тронули.

Даже не спрашивая, Шарлемань протянул руку, чтобы снять его со стены и передать Саиду. Но нечаянно он выпустил ниточку, и жгут с легким шорохом упал, как и в первый раз, в щель между деревянной стеной и зеленым линолеумом на столе.

Шарлемань опустился на колено и поднял его. Колосья обились, когда падали, и два пшеничных зернышка упали на пол. Он хотел было оставить их лежать, но у него защемило сердце, не хотелось бросать их здесь. Он подобрал их и, поднимаясь на ноги, протянул Саиду:

— Просто беда, у меня сегодня дырявые руки! Все валится.

Саид развязал два угла одеяла, вытащил квадратную жестяную коробку. Яркие этикетки давно отклеились от нее, стенки заржавели. Он положил туда соломенный жгутик поверх всего, что он успел наспех собрать.

Саид взглянул на пшеничные зерна на ладони Шарлеманя. Он взял только одно, а может быть он одно лишь и увидел, и положил в карман. Шарлемань как будто непроизвольно не выбросил другое, а сунул тоже себе в карман.

У него в карманах брюк вечно полно всякой всячины, прямо-таки целые закрома: табаку там не бывает, он не курит, но вот крошки хлеба, какие-то бумажки, остатки от наживки, сунешь в карман пакетик, а он рвется… шелуха от конопляного семени, отруби, засохшие травинки, нитки от подкладки — все это перетерлось, не раз мокло от дождей и пота, и, когда суешь руку в карман, вся эта труха забивается под ногти… И если бы зернышку пришла фантазия пустить росток, оно нашло бы для себя там все необходимое…

Только вечером Шарлемань вспомнил о нем, вынул его и, подцепив ногтем большого пальца, спрятал в надежное место — в футляр от часов.

…Красная железная лестница. Шарлемань наконец добежал до нее, чтобы влезть наверх. Ни Саид, ни его преследователи больше в поле его зрения не появлялись. В сталелитейном или позади него раздаются крики. Дыхание перехватывает, он уже не в состоянии думать связно, не может даже удержать в памяти разрозненные слова. А главное, на это уже нет времени. То, что должно случиться, уже слишком близко, вот здесь, за этой стеной, за дверью на верху лестницы.

На втором этаже сталелитейного у самых пастей конвертеров стоят рабочие, они еще взволнованы только что промчавшейся погоней. Никто не работает. Все столпились у открытой двери на другом конце цеха. Шарлемань бежит туда, и его подкованные башмаки звенят о плохо пригнанные стальные листы пола, этот звон снова будоражит людей, начавших было успокаиваться. Все оборачиваются и смотрят, как он задыхаясь бежит среди пышущих жаром бессемеровских печей… Что еще случилось?

Печи, предоставленные самим себе, продолжают работать без присмотра, кроме двух, которые только что прочистили и у которых такой вид, точно они вот-вот проглотят пол своими зияющими пастями высотой в человеческий рост, и если ты споткнешься или покачнешься возле них, то упадешь прямо в пекло, словно в «каменный мешок»…

В дверях Шарлемань молча расталкивает замешкавшихся товарищей. Он выскакивает наружу на верхнюю площадку другой железной лестницы, черной и ржавой, и одним взглядом охватывает происходящее.