Джон Апдайк - Деревни

— Техасский дух?

— Ну да. Она говорит, американская мечта жива. Знаешь, мне и самому опротивели эти брюзгливые задницы с Восточного побережья. Они считают, что все стоящее у нас происходило до 1750 года, и тявкают на Америку и Линдона Джонсона.

— Рассуждаешь как техасец.

— Ну и что? Линдон Джонсон за два года сделал для черномазых больше, чем Рузвельт, на которого умники-либералы молились, за двенадцать лет. А они все долбят: «деревенщина», «деревенщина».

Оуэну подумалось: «А не считает ли Эд и себя деревенщиной? Деревенщиной из Бронкса. Немудрено, что девчонка из Техаса считает его строителем электронной империи».

— Когда ты нас с ней познакомишь? — спросил Оуэн.

— Уже скоро. Согласишься быть моим шафером?

— С удовольствием, Эд. — Похоже, его репутация после эпизода с Фэй в глазах общества восстанавливалась. — Когда же произойдет это счастливое событие?

— Наверное, в мае. Позднее там жара несусветная. Потом мы приедем сюда набраться сил перед долгой зимой. Она понятия не имеет, что это такое — здешняя зима. Снег видела один раз в жизни, в горах Сан-Габриэль. — Эд говорил напыщенно, с видом знатока, изъездившего Америку вдоль и поперек по всем климатическим зонам.

Подошла официантка. Эд заказал себе кофе со сливками и черносливовое пирожное. Оуэн удовольствовался мятным чаем.

— Когда же ты успел? Я ничего не заметил.

— Тебе было не до того, — в который раз ковырнул Эд личную жизнь Оуэна. — Я летал в Даллас, и она пару раз приезжала сюда. Я познакомил ее с Филлис.

— Вот как? — Перед ним поставили стакан с зеленоватой жидкостью — мятным чаем. При виде роскошного лакомства Эда — с шоколадом и пышной шапкой взбитого крема — Оуэн ощутил во рту выброс слюны. Не было ли это его добровольным отказом от своей жизни? — А она мне ничего не говорила… — протянул он.

— Я просил ее. Стейси ей понравилась. — Эд прищурился, словно ожидая, что ему возразят.

Та-ак, значит, Филлис одобрила Эда, не поставив в известность его, мужа. «У всех у нас своя сокровенная жизнь, — подумал Оуэн, — а тайны надо хранить». Это признание высветило для него лазейку к собственному освобождению.

Стейси оказалась обворожительна, но с округлыми формами. Замедленные жесты, неторопливая, несколько в нос, речь. Большой рот и мягкие губы, словно задерживающие слова — как милое заикание у ребенка. Стейси была достаточно молода, чтобы подчиняться всем правилам и запретам. В районе новой застройки у подножия холмов на Вильсон-драйв Эд купил немного аляповатый особняк, позади дома был бассейн с подогревом и подсветкой, где она купалась, раздевшись догола. «В честь которого Вильсона назвали шоссе — Вудро, Чарли, Дона?» — спрашивал Оуэн у приятеля. Но тот был так озабочен своим новым положением женатого мужчины, что не замечал скрытого сарказма. На второе лето Оуэн и Эд примирились с привычкой Стейси расхаживать голой. Иногда по вечерам Филлис следовала примеру молодой подруги и тоже раздевалась. В конце концов какая разница — бассейн или полезная для здоровья ванна? Теперь, когда с беременностями было покончено, груди и живот у Филлис сделались гладкими и упругими. Она не проигрывала в сравнении со Стейси — у той, несмотря на молодость, тело было чуть-чуть рыхловато.

— Посмотри, как они, бедные, стесняются, — сказала Филлис. Мужчины были в плавках. Подсветка позволяла разглядеть их бедра и движущиеся ноги. Головы обеих женщин с мокрыми прилипшими волосами смотрелись непривычно маленькими.

— Как все мужчины, — зазвенел голос Стейси, — боятся, как бы у них не отрезали пипки!

— Боятся показать — засмеют, — смягчила образ Филлис.

— Мужики вообще жуткие трусы, — подытожила Стейси.

Русалки весело плескались в воде. Осмеянные мужчины с банками пива сидели в сторонке на алюминиевых креслицах. Устав, Стейси взбиралась по лестнице наверх и, стоя на бортике бассейна, принималась выжимать волосы. Если свет был сзади, Оуэн видел треугольник ее лобка. С нижнего угла его капало, как с бороды у козла после водопоя. Оставляя лужицы на плитках, которыми были выложены края бассейна, она шла к своему креслицу и заворачивалась в полотенце. Неплотно прижимая одной рукой полотенце к груди, другой она выуживала из пачки на столике сигарету, щелкала зажигалкой и сладко затягивалась. Именно в таком положении, когда Стейси, подняв голову, следила за тающим дымком, а ее освещенные сзади волосы поблескивали, как загоревшийся сноп сена, она казалась Оуэну красивее всего.