Джон Апдайк - Деревни

Еще учась на первом курсе, Оуэн побывал в гостях у Филлис и познакомился с ее родителями. Дом семейства Гудхью стоял на тенистой Кембридж-стрит, в месте тихом, пока автомобилисты не обнаружили, что через эту улицу лежит кратчайший путь между Гарден-стрит и Массачусетс-авеню.

Дом, занимавший большую часть узкого участка, был весь набит книгами. Книжные полки заполнили все лестницы и громоздились в коридорах третьего этажа. Комнаты здесь сдавались студентам, пока Филлис не повзрослела и присутствие молодых мужчин в доме сделалось нежелательным. Одну из этих комнат до своего отъезда в Андовер оккупировал Колин, младший брат Филлис. К кровати, платяному шкафчику и дубовому письменному столику он добавил радиоприемник с пластмассовым корпусом, проигрыватель на 45 оборотов в минуту, собранные модели военной техники времен Второй мировой войны, слегка отдающие потом свитера и несколько некрашеных книжных полок из сосновых досок. На полках в беспорядке стояли сборники комиксов про Бэтмена и Пластмассового Человечка, тетради с итогами бейсбольных соревнований, журналы научной фантастики, учебники и выпущенная «Тенистым холмом» пятнадцатитомная детская энциклопедия с корешками всех цветов радуги. У матери Оуэна было лишь несколько книг, да еще она была записана в элтоновскую публичную библиотеку, куда ездила из Уиллоу на трамвае. Но устрашающее количество книг мистера Гудхью напоминало грибковые наросты — книги проникали в каждую щель.

Ростом Филлис была выше родителей. Оуэну чудилось что-то эротическое в том, как она наклоняла голову, чтобы казаться ниже. Высокие груди лишь подчеркивали стройность ее фигуры. Крупные пряди темно-русых волос закрывали тонкую шею. Такого же цвета растительность была у нее под мышками и внизу живота. Полнокровное, изобилующее гормонами тело Филлис было произведено на свет парой тонких худосочных людей. Супруги Гудхью, по всей видимости, вообще не задумывались над тем, что такое человеческая плоть. Одевались они неизменно в шерстяные вещи мышиного цвета. Хозяйка дома — звали ее Кэролайна — носила прямые юбки, коричневые туфли на низких каблуках и джемпера на пуговицах, которые никогда не застегивались, так что одна пола была всегда ниже другой. Светло-русые волосы и отсутствующий вид делали ее похожей на дочь, но в отличие от той было в ней какое-то нетерпение, привычка прерывать собеседника, если он говорил медленно и к тому же очевидные, на ее взгляд, вещи.

— У вас в доме… — начал Оуэн, первый раз придя в гости к Гудхью и дивясь множеству дорогих вещей, лепнине на потолке, двойным дверям с начищенными ручками, лестницам из орехового дерева, взбегающим на площадки с высокими окнами, сквозь матовые стекла которых просвечивал тусклый свет.

— …да, да, слишком много книг. Сколько разя предлагала Юстасу избавиться хотя бы от части библиотеки, но он ни в какую. Говорит, книги — орудие его производства, и он не знает, какая может ему понадобиться. Книга может простоять нетронутой десять и двадцать лет, но вдруг, работая над какой-нибудь заумной статьей, он обнаруживает, что она ему позарез нужна. А сколько в них набирается пыли — просто ужас. Раз в год приглашаю уборщиц пропылесосить полки, но девочки быстро сбегают.

— Им становится страшно, вот они и сбегают, — словно извинилась за мать Филлис.

Дети вообще стесняются своих родителей. Оуэну когда-то казалось, что вся Мифлин-авеню слышит, как ссорятся его отец и мать. Что до родителей Филлис, они в его глазах были образцовыми представителями старого поколения. Их жизнь шла по накатанной колее так же безотказно, как безотказно каждый час выщелкивали из швейцарских часов изящные фигурки. Оуэну особенно нравилась хозяйка дома — маленькая, живая, нравились ее подстриженные седые волосы и густые брови, нависающие над веками. Ему вообще везло на невысоких женщин, таких, как его бабушка и Эльза Зайдель.

— Фил говорит, что вы блестяще успеваете по своим предметам.

— Да нет, что вы… Я просто стараюсь стать приличным инженером-электронщиком. Это ваша дочь…

— …даст сто очков любому преподавателю, — подхватила Кэролайна Гудхью. — Мы с Юстасом считаем это странным — что она ударилась в математику. Несколько лет мы думали, что это причуда переходного возраста. Молоденькие девчонки по-своему бунтуют. И эти их улыбочки — никогда не узнаешь, что у них на уме. Но если говорить серьезно… Доченька, — обращается она к Филлис, — мы с папой ужасно гордимся тобой. Ты без труда могла бы поступить в Радклифф или Уэлсли, или, на худой конец, в Брин-Мор, если тебе надоели мальчики. Знакомые не перестают удивляться, что вместо этого ты оказалась в таком… таком…