Джон Апдайк - Деревни

Только он со своим тонким вкусом может хорошо это сделать. Наемные рабочие то срежут меньше, чем нужно, то понаделают лысин, которые потом не зарастают. Джулия ищет любой предлог, чтобы выйти на веранду, где он в сотый раз пытается перенести на холст белесые дождевые облака, надвигающиеся откуда-то из-за моря, их изменчивые формы на обманчивую невесомость и воздушность. Сначала широкие мазки цинковыми белилами, кобальтовой синью, желтой охрой, а под конец легкая кисть с чернотой слоновой кости.

С раннего детства Оуэн отгораживался от неприглядной реальности: то уткнется в «Остров сокровищ», то принимается лепить из глины зверушек и солдатиков, то по немногословным указаниям Бадди Рурка соединяет золотистые волоски многожильных электрических проводов.

Чтобы поддразнить жену, Оуэн продолжает:

— Да, дом слишком велик для нас. Может, продадим его и купим другой, поменьше?

— Не говори глупостей. Ты же знаешь, я люблю наш дом. И тебя люблю. Временами.

— И это после стольких лет совместной жизни?

— Ну да. Сейчас даже больше люблю, чем раньше.

— Значит, ни о чем не жалеешь?

— Нет. А ты?

— И я нет.

Такие полулюбовные-полушутливые словесные игры — как музыкальный отрывок, который не приедается, несмотря на бесконечные повторы одних и тех же мелодических ходов.

И тем не менее Оуэн чувствует, что с каждым годом Джулия находит все больше поводов для недовольства им.

— Не ешь посередине кухни! — вдруг вскрикивает она как ошпаренная. — Ешь над раковиной, если ты так голоден. В жизни не видела, чтобы человек постоянно жевал! Неудивительно, что у тебя такие плохие зубы.

Мальчишкой Оуэн всегда боялся, что еда вдруг кончится, и потому бродил по дому с корнем сельдерея или немытой морковкой, только что снятой с грядки. Филлис никогда не обращала внимания на то, что он таскает с полок то кренделек, то печенье, то горсть орехов: у него постоянно сосало в животе.

— Над раковиной? Как собачонка над своей миской?

— Посмотри, на полу полно крошек! А уборщицы только что ушли.

Суетливые толстозадые бразильские девчонки изъясняются между собой на каком-то странном языке, полном, как русский, шипящих звуков. В больших странах, считает Оуэн, живется хуже, чем в маленьких, так как на них лежит громадная ответственность.

— Пожалуйста, не чавкай и не сопи, — говорит Джулия, когда он ест суп. В назидание ему супы она готовит редко. — Тебя плохо воспитывали. О чем только думала твоя мать?

— У мамы до меня детей не было. Ей все было в новинку. Когда живешь в трудных обстоятельствах, не до хороших манер.

— Все начинается с хороших манер, — не унималась Джулия. Оуэн понимает: эта мудрость отнюдь не последняя в череде наставлений. — Мой папа говорил, что хорошие манеры начинаются с учтивости, а учтивость — признак благородства, — продолжает она. — В этом духе я воспитала своих внуков. Посмотри, какие у них хорошие манеры. Бери с них пример. Они не чавкают и не сопят.

В дебрях памяти Оуэн лихорадочно ищет сведения, которые помогли бы ему защитить себя от упреков.

— У некоторых народов чавканье считается похвалой хозяину и хозяйке, благодарностью за хорошее угощение.

— Слава Богу, мы не такой народ. Кстати, у тебя есть еще одна дурная привычка. Вчера за ужином у Эйксонов ты не разломил хлеб, а стал откусывать от куска. Я чуть не выхватила его у тебя.

— О-о, это был бы замечательный пример хороших манер.

— Я люблю тебя, но терпеть не могу, когда ты ешь как животное.

Оуэн издает звериный рык.

— Не кривляйся, тебе это не идет. И пожалуйста, не отворачивайся, когда с тобой разговаривают.

Оуэн и не думал отворачиваться. Он просто посмотрел на свежую газету. Набранные дюймовыми литерами заголовки кричали о мировых и национальных катаклизмах, сотрясающих нашу планету.

Рассуждая о перспективах их очередной поездки в Европу, Джулия говорит, что в британском английском слишком сложный синтаксис. Простая мысль, которую можно изложить несколькими словами, у англичан выливается в несколько сложноподчиненных предложений. Кто-то из больших мальчишек в Уиллоу, скорее всего Марти Нафтзингер поделился с ним одной провинциальной мудростью на сей счет:

— Чем больше девчонка трещит, тем сильнее она хочет трахаться. У них язык и то, что между ног, соединены особым нервом в позвоночнике.

Мартин, видно, знал толк в таких вещах, но первая женщина Оуэна опровергла его изречение. Филлис была немногословна, ей был ближе точный язык цифр и чисел, и она не любила неправильностей, которыми изобилует разговорная речь. Что до Джулии, она с первой же встречи поразила его умением говорить выразительно и с отличным произношением. Разговаривать с ней, как и с Артуром, доставляло истинное удовольствие. Оуэна удивляло, почему разошлись эти два человека. Они так идеально подходили друг другу. Может быть, идеальность сама по себе становится причиной взаимного недовольства. Американцам подавай развитие, новый опыт прогресса.