Марсель Эме - Ключ под циновкой

Повинуясь бескорыстному любопытству, он открыл шкаф и осмотрел его содержимое. Он не смог удержаться от слез, развернув при свете потайного фонаря бумазейные панталоны с вышитыми фестончиками и невероятно приличные рубашки из грубого полотна. Охваченный почтительным волнением, он снял цилиндр и бархатную полумаску.

— О панталоны, окаймленные невинностью! — воскликнул он глухим голосом. — Белоснежные нижние юбки и вы, целомудренные рубашки благопристойной юности! Ваша скромность чарует сердце, израненное мирской суетой! Когда я ощупываю эти добротные тайны, в мою душу проникает благонравное томление. Смущенный ароматом семейных добродетелей, я чувствую, что уже готов отречься от заблуждений своей беспутной молодости и завершить жизненный путь в должности канцелярского служащего.

В предвкушении столь назидательного конца он продолжал обследовать шкаф. За стопкой носовых платков он обнаружил две фаянсовые копилки с надписями: «Приданое Мариетты» и «Приданое Мадлен». Он высыпал их содержимое в карманы и тут же сам на себя рассердился.

— Мне надо обязательно избавиться от этой привычки.

Он положил деньги обратно в копилки; его сердце сразу преисполнилось блаженной радостью, из чего он заключил, что честность несет в себе собственную награду.

«Решено, — подумал он, — кончилась моя жизнь великосветского взломщика».

Все эти волнения утомили его; было всего десять вечера, и он решил поспать до прихода хозяев. Он улегся на одну из девичьих кроватей и мгновенно заснул крепким сном. Около трех часов утра ему снилось, что он — заместитель начальника крупного учреждения и награжден академическими пальмами, как вдруг его разбудил чей-то злобный голос. Он подошел к окну и увидел человека, сидевшего на корточках у входной двери и сердито бормотавшего про себя:

— Я твердо помню, что положил перед уходом ключ под циновку. Он должен быть здесь, но…

Он продолжал свои поиски и наконец испуганно произнес вслух:

— Наверное, жена уже дома, другого ничего не придумаешь. Надо было предвидеть, что она вернется рано. Ну, и влип же я.

Он дернул звонок, сперва робко, потом изо всех сил. Взломщик сжалился над его бедой: рассудив, что хозяин пройдет прямо в свою комнату на первом этаже и не станет подниматься на второй, он бросил ключ в окно и снова улегся в постель.

«Можно еще часика два поспать, — подумал он, — я успею стать начальником отделения. Я знаю, что такое мать семейства с двумя дочками на выданье. Она не уйдет из супрефектуры, пока не погасят последние огни».

Не успел он вернуться к прерванному сновидению, как в комнату вошел хозяин дома и включил свет. Джентльмен-взломщик сел на кровати, держа наготове бутылку с хлороформом, но вошедший бросился к нему с распростертыми объятиями.

— Сын мой! Вот ты и вернулся домой после восемнадцатилетнего отсутствия!

Светский взломщик чуть не прослезился от радости, но сдержался. Он рассчитал, что после восемнадцатилетнего отсутствия ему должно быть лет тридцать пять; услышать это из чужих уст было не слишком приятно. С другой стороны, его поразило это необычайное совпадение.

— Мне не хотелось бы вас огорчать, — сказал он, — но вы твердо уверены, что узнаете во мне своего сына?

— Узнаю ли я тебя? Ну, разумеется. А голос крови на что?

— Да, правда, — согласился взломщик, — голос крови. Но ошибиться легко, а это было бы уж очень жестокое разочарование и для вас, и для меня…

— Да нет, никакой ошибки быть не может, ты в самом деле мой первенец, ты мой сын Родольф.

— Родольф… не буду спорить. Это имя мне что-то напоминает. А все же…

— У тебя ведь есть родинка цвета кофе с молоком около правого локтя?

Тут уж Родольф не мог не признать своего отца. Они долго сжимали друг друга в объятиях, обмениваясь взволнованными речами.

— Дорогой сынок, — говорил отец, — какое счастье вновь увидеть тебя после восемнадцатилетней разлуки! Тебя так долго не было…

— Ах, отец! Я ведь знал, что ключ лежит под циновкой.

— Да, кстати о циновке: не вздумай проболтаться матери, что я пришел в три часа утра… Ей покажется странным, что партия в бильярд может так затянуться. Понимаешь, она повела твоих сестер на бал в супрефектуру, а я этим воспользовался, чтобы сыграть в манилью со старыми товарищами.

— По-моему, вы сказали — в бильярд.

— Ну да, я имел в виду бильярд. Или, точнее, мы начали с манильи, а закончили бильярдом. Во всяком случае, скажи матери, что я вернулся до полуночи; тебе это ничего не стоит, а ей доставит удовольствие.