Юлия Вознесенская: Сын вождя

Наконец они вышли из леса на ровное голое место. Перед ними лежало узкое и глубокое ущелье, а за ним начинались отроги скалистого хребта. Здесь уже было довольно высоко, из ущелья веяло холодом. Почти прямо перед ними поперек ущелья лежало крутое круглое облако.

— Вот мы почти и пришли к тому месту, откуда расходятся наши дороги, — сказал старец. — Сейчас мы по мостику перейдем ущелье, а там и простимся. Идите за мной, детушки, и ничего не бойтесь.

Он подошел к краю пропасти и трижды перекрестил лежавшее в ней облако. Потом он протянул им свой посох со словами:

— Ты, Георгий, возьмись за конец посоха, а ты, Марина, встань между нами и держись за середину. Так мы с вами и перейдем через пропасть по мостику.

— По какому мостику, дедушка? Что это вы такое говорите? — удивленно спросила Марина. — Не вижу я тут никакого мостика.

— А вот сейчас увидишь. Ступайте за мной!

Ведя их за собой, старец ступил в облако. Они вошли за ним в сырой холодный туман. Мостик тут и вправду был: они чувствовали под ногами его скользкие узкие дощечки и даже смутно видели веревочные ограждения с боков. Они перешли пропасть по шаткому мостику, ни разу не поскользнувшись, и вышли из облака на другой стороне. Здесь старец остановился и сказал:

— Присядем, детушки. Надо мне сказать вам кое-что.

Он сел на круглый камень, лежавший с краю тропы, под скалой, а им указал на два камня поменьше, на которые они и сели — лицом к старцу и спиной к пропасти. И старец заговорил.

— У тебя, Марина, доченька моя многострадальная, отсюда лежит долгая-предолгая дорога. Тяжелая это будет дорога, многое придется тебе на ней пережить, но приведет она тебя к Богу. Тебе один мой завет на все твои пути — молись. Молитву Пресвятой Богородице «Архангельское обрадование» знаешь?

— Какие такие молитвы, дедушка? Я комсомолка, я в Бога не верю и никаких таких ваших молитв не знаю и знать не хочу! Не обижайтесь…

— А и вправду, знать тебе их неоткуда. Матушка твоя тебя многому хорошему научила, любовью ко всему живому тебя наделила, по правде жить наставляла, стихи с тобой на память заучивала, а вот главному — молитве — не научила. Ну так запомни, детка, самые простые молитвы: «Господи, помилуй!» и «Пресвятая Богородица, спаси и сохрани!»

— Не буду я молиться, что за глупости такие!

— Будешь, ох и еще как будешь-то! Придет время, ты вспомнишь мои молитовки, и они тебе помогут. Не забывай, ведь ты крещеная, детонька моя бедная!

— Нет! Я не бедная и не крещеная! У меня отец был красный комиссар…

— А была у тебя бабушка Матрена?

— Ну, была. Только она давно умерла.

— Вот она тебя и крестила тайно от отца-матери. Поэтому ты к Богу придешь и молиться начнешь — всему свое время. А когда будет совсем плохо, можешь меня на помощь позвать. Кликни мысленно: «Отче Нектарий, помоги!» — я тебя услышу и помогу. — Он повернулся к Сыну Вождя. — А теперь слово для тебя, Георгий. Отец твой — грешник великий и нераскаянный. Он был избран сатаной в антихристы, но сил у него не хватило, страх ему мешал, и отступился от него сатана. Грешил твой отец страшно и умер страшной смертью. Перед концом отнят был от него великий божий дар слова, и не мог он уже ни писать, ни говорить, ни думать, а потому не мог уже и покаяться в грехах. Но чувствовал он все, и душа его томилась смертельно, а избавления от муки не было. Так он и погиб, и душа его попала в ад, а земля не принимает его тела и не примет до тех пор, пока не отмолит его кто-нибудь из живых. Только вот молиться-то за него и некому. Глупые люди сами ему поклоняются, а ему это не надо, ох как не надо! Коли ты, Георгий, хочешь вымолить у Бога для твоего отца снисхождение, пойдем, сынок, со мной в наш тайный скит. Надену я на тебя ряску, и станешь ты отшельником Георгием, за отца своего искупителем и молитвенником. Будешь за его грехи у Бога просить прощения до конца своих дней. Жизнь тебе уготована долгая-предолгая, может, и сумеешь ты вымолить отца, и тогда погребут его окаянные мощи в освященной земле и выйдет душе его послабление. Пойдешь со мной, Георгий?

— Как это — с вами? Монахом стать?

— Монахом.

— Но ведь я… я тоже в Бога не верю.

— А ты поверь, детонька, поверь. Не пойдешь со мной — будешь страдать долго и безвинно, и без всякой пользы для себя и для отца. Подумай. Я торопить тебя не стану.

Сын Вождя задумался. Но мысли разбегались, голова была тяжелой. Он покосился на Марину. Вот она сидит на камне, нахмурив узкие брови, вздернув крутой подбородок, — явно сердится на странного старика… Но, Боже мой, как же она прекрасна!