Сергей Кузнецов - Хоровод воды

– С ребятами в городки играла.

Бабушка не сказала ничего, но смекнула, что внучка-то каждый вечер в овин ходит. Легла Марфушка спать, а Кондратьевна пошла в овин и нашла колесико.

Взяла она его и отнесла к столяру, сделал ей столяр такое же колесико – не отличишь. Кондратьевна это колесико в овин положила, а заколдованное – за околицу бросила.

Вот ходит Марфушка в овин, колесико не крутится, не вертится. Только посмотрела она однажды за околицу – а там лужица маленькая.

А стояла в тот год осень сухая, дождей никаких не было. Удивилась Марфушка, а потом позабыла, побежала играть с подружками.

На следующий день смотрит: там где лужица была – лужа разлилась. Подивилась Марфушка, но тут позвала ее бабушка, она и забыла.

А на третий день видит: воды разлилось столько, что не перепрыгнуть. Вот на этот раз пошла Марфушка, да и нашла на дне лужи свое колесико.

Поняла она, что бабушка сделала, но ничего не сказала, побежала на мельницу.

Входит Марфушка, видит: мельник на пороге лежит, бьют его судороги, посинел весь, язык раздутый наружу высунулся, в рот не лезет. Говорит он Марфушке:

– Видишь, как мне худо, я на лавке улежать не могу, колотун меня на пол бросает. Который день помираю, никак не помру, что ж ты не шла так долго.

Стала Марфушка рассказывать, да мельник не дослушал, просит ее:

– Принеси мне воды, доченька!

Марфушка пошла, зачерпнула воды ковшиком, понесла мельнику, да испугалась – такой он стал страшный. Поставила она ковшик на пол, а сама отскочила. Мельник и говорит:

– Худо мне, доченька, ой как худо. Кончаюсь я. Подойди ко мне, я тебе прощальный гостинец дам.

А в смертный час стал он такой страшный, что Марфушка подойти к нему боится.

Кондратьевна о ту пору хватилась внучки, засуетилась, туда-сюда забегала, а соседка-кума ей и говорит:

– Твоя Марфушка к реке побежала.

Кондратьевна ноги в руки – и ну догонять Марфушку.

А мельник все трясется, корежит его всего, больно ему, умирать не хочется. Бьется он головой о порог, всю в кровь разбил. Снова он Марфушку просит:

– Подойди ко мне, доченька, у меня для тебя гостинец – такой, что во всем свете не сыскать.

Марфушка стоит, не шелохнется, страшно ей.

Прибежала Кондратьевна на реку, а там бабы белье стирают. Говорят:

– Побежала твоя Марфушка на мельницу.

А мельник опять Марфушку упрашивает:

– Разве я тебя не любил, не баловал, не дарил гостинцев сахарных? Подойди ко мне, протяни руку, дам тебе гостинец на память, некому мне его отдать, только тебе, доченька ты моя кровная. Возьми его – и тогда умру я спокойно.

Стало Марфушке интересно, она и спрашивает:

– Что это за гостинец?

Говорит ей мельник:

– Он гостинец невидимый, нечуянный, руками его не потрогать, глазами не увидеть, словами не назвать. Подойди ко мне поближе, я руку протяну, скажу: На тебе на память! – а ты мне руку пожми, тогда он твой и будет.

Подошла к нему Марфушка, протянул ей мельник пустую руку, говорит:

– На тебе на память! – а тут Кондратьевна во двор вбежала да как закричит:

– Отдай тому, у кого взял!

Застонал мельник пуще прежнего, начало его бить-корежить, руки все скрючило, кровь изо рта пошла. Говорит он:

– Зря ты, Марфушка, не взяла у меня гостинец. Не будет теперь покоя ни тебе, ни детям твоим, ни внукам, пока не найдут меня, пока не заберут гостинец.

Испугалась Марфушка, отскочила. Говорит ей Кондратьевна:

– Беги, внучка, к столяру, пусть топор берет и сюда спешит.

Побежала Марфушка, а Кондратьевна говорит мельнику:

– Мучайся, старый колдун, мучайся, это тебе наказание за мою доченьку Марью! Ты ее загубил-обрюхатил!

Еще пуще застонал мельник, язык прокушенный высунул, слова сказать не может, совсем кончается.

Привела Марфушка столяра, тот на крышу полез, стал конек снимать – как снял его, так мельник и помер.

Оставили его в избе на ночь, утром приходят – нет тела, а на полу следы мокрые, нечеловеческие – к запруде ведут.

Стала снова жить Марфушка вдвоем с бабушкой, а через год прискакали в деревню злые люди, все зерно забрали, лошадей увели, и полдеревни зимой с голоду померло, и тож старая Кондратьевна. И пошла Марфушка в город, а дошла или нет – кто ж о том знает?

Эх, грехи наши тяжкие.

Меня звали Марина, теперь зовут Вика. Я говорю – в честь викканства, ведовства. Я – ведьма, у меня такая работа.

Старым друзьям я говорю:

– Ведьма – это только слово. Многие люди никогда не обратятся к психотерапевту, не будут заниматься медитацией и йогой – одни пойдут в церковь, другие придут ко мне. У меня самая обычная хелперская профессия, никакой мистики.