Дино Буццати - Шестьдесят рассказов

— Вот это да, — произнес я нарочно громко, чтобы успокоиться. — Полчаса ездим, а попали опять в то же место! Посмотри, вон тот тип, о котором я тебе говорил!

Это был он, вне всяких сомнений: та же неуклюжая походка, та же неуверенность, как будто он искал чего-то, или не знал, куда идти, или же у него кружилась голова. И опять он удалялся от меня, с какой-то, как мне показалось, терпеливой и роковой неизбежностью.

Это был он; тревога возродилась во мне с новой силой, так как я хорошо знал, что мы хотя и петляли, но отъехали далеко, на несколько километров, чего человек пешком никак не смог бы сделать за это время. И все-таки загадочный араб был там и направлялся к лагуне: кто его знает, чего он там ищет? Да нет, ничего он не ищет, я это прекрасно понимал. Кто бы он ни был — человек из плоти и крови или мираж, — но он пришел ко мне, чудом перенесся с одного края туземного поселка на другой, чтобы явиться предо мной, и я осознавал (или, может, внутренний голос нашептывал мне это) некую неясную связь с этим существом.

— Какой тип? — безмятежно откликнулся мой спутник. — Парень с миской, что ли?

— Да нет же! — сказал я со злостью. — Разве ты не видишь вон того, вдали?.. Нет, он опять куда-то…

Слова в буквальном смысле застряли у меня в глотке. Был ли то световой эффект, или обман зрения, или подлое надувательство, но человек опять словно растворился в воздухе. Я стал что-то бормотать, растерянно оглядывая пустынную местность.

— Ты перегрелся, — заметил мой спутник. — Давай вернемся на корабль.

Тогда я попробовал рассмеяться и сказал:

— Да нет, что ты, я пошутил.

Вечером мы снялись с якоря. Корабль спускался по каналу к Красному морю в направлении тропиков, и всю ночь образ араба не покидал меня, хотя я упорно пытался думать о чем-нибудь будничном. Мозг сверлила навязчивая мысль, будто я вслепую бреду по пути, определенному кем-то другим. Мне даже мерещилось, что человек из Порт-Саида к этому причастен, что именно его прихоть направила меня по этим южным дорогам, а его медвежья походка — лишь способ привлечь мое внимание: подобными приемами издавна пользуются деревенские колдуны.

Корабль плыл, и я мало-помалу убедил себя, что ошибаюсь: все арабы одеваются более или менее одинаково, и я, совершенно очевидно, обознался по вине своего безудержного воображения. И все же в то утро, когда мы причалили в Массауа, я почувствовал в душе смутный отзвук былой тревоги. Я сошел на берег один в самое жаркое время суток и, гуляя, останавливался на каждом перекрестке, чтобы осмотреться вокруг. Казалось, я провожу что-то вроде испытания, пробую на прочность некий шаткий мостик. Интересно, появится ли вновь этот человек или призрак из Порт-Саида?

Я бродил полтора часа, и солнце (пресловутое солнце Массауа) ничуть меня не смущало, потому что испытание, похоже, оправдывало мои ожидания. Пешком я прошел через Таулуд, остановился осмотреть дамбу, видел арабов, эритрейцев, суданцев, много прекрасных и уродливых лиц, но его так и не встретил. С радостью я жарился на солнце, как если бы мне удалось оторваться от преследования.

Потом пришел вечер, и корабль вновь отплыл на юг. Все мои спутники уже сошли на берег; я был едва ли не единственным пассажиром и чувствовал себя непрошеным гостем в этом чуждом мне мире. Отдали швартовы, корабль начал потихоньку отходить от пустынного причала, никто никого не провожал, и мне опять пришло на ум, что призрак из Порт-Саида интересовался именно мной. Пусть из-за него я чувствую постоянную тревогу, но все же это лучше, чем ничего. Да, он напугал меня своими внезапными исчезновениями, но при всем при том здесь было и чем гордиться. Ведь он в самом деле пришел ко мне (мой спутник по прогулке даже не заметил его). Теперь, когда я осмысливал все на расстоянии, существо это казалось мне олицетворением, средоточием самой Африки. Значит, между мной и этой землей существует связь, только прежде я об этом не подозревал. А посланец из волшебных полуденных царств специально пришел, чтобы указать мне путь.

Судно было уже метрах в двухстах от причала, как вдруг на краю мола показалась маленькая одинокая фигура в белом. Она неторопливо ковыляла по серой полосе цемента, как будто искала чего-то, или не знала, куда идти, или же у нее кружилась голова. Сердце у меня забилось. Это он, человек или призрак, и хотя мне трудно было его разглядеть на таком расстоянии, но он снова удалялся от меня, упорно двигаясь к югу, неуклюжий посланец мира, к которому, вероятно, мог бы принадлежать и я.