Василий Алексеев - Невидимая Россия

Сердце Павла болезненно сжалось.

— Многие будут исключены… — Григорьев стал перечислять фамилии. Нахальные Бирюков и Боброва, бедный Миша Каблучков тоже попали в роковой список.

— А я? — спросил Павел.

— А ты остался. — Странное выражение пробежало по лицу Григорьева. — Тебя я отстоял, только смотри — никому ни звука… — В серых глазах вспыхнуло беспокойство. — Мой совет — не попадайся ты пока никому на глаза. Сдай экзамены понезаметнее, сходи к профессорам на дом что ли… а то увидят — вспомнят и сделают какую-нибудь гадость.

Павел сидел понурый и не знал, радоваться или печалиться от выпавшего на его долю счастья.

— Спасибо, — выдавил он, наконец, из себя. Оба встали. Обоим было стыдно.

— Ну, как, в церковь больше не тянет? — спросил Павел.

— В церковь меня не тянет, — вдруг вспылил парторг, — а вот когда посмотрю на карту, на душе легче делается — всё-таки велика наша Россия. Шутка сказать — шестая часть мира! Велика… и будущее у нее большое. Мы умрем, а она жить будет! Прощай… — оборвал сразу Григорьев.

Через несколько дней Кузьмич был отправлен в Сибирь с письмом к брату Григория. Борис и Павел проводили его на поезд.

— А всё-таки это не дело, — сказал Кузьмич на прощание, — момент упускаем. Теперь надо бы начинать террор, а не по Сибирям прятаться… Крепко обнялись. В мутноватых глазах Кузьмича появились слезы.

— Спасибо… помогли. Большое дело на Руси дружба. Ну, не в последний раз видимся… — Кузьмич вошел в вагон, поезд тронулся.

Павел возвращался с вокзала успокоенный. — Одна непосредственная угроза миновала… Тяжело всё время на нервах, — думал он, — надо отдохнуть.

— А вас тут какая-то девушка спрашивала, — сказала жена сапожника, встретив Павла в коридоре. — Она вам записку под дверь сунула.

Странно, — подумал Павел, — кто бы это мог быть?

На полу лежал клочок бумаги. Павел поднял его и прочел:

«Ваня заболел и увезен в больницу. Лена».

Павел тяжело опустился на стул. — Волей-неволей отдыхать придется, — горько размышлял он. — Сорокин арестован! Лена молодец — сразу известила. Неприятно… только что получил такое задание. Да, во всяком случае недели на две прекращу всякое общение с организацией. Отдохну и сдам экзамены.

В течение двух недель Павел отдыхал, если можно вообще отдыхать, ожидая каждую минуту ареста.

Как-то вечером в дверь постучали. — Опять сосед идет сообщить, что жена знает английский, французский и немецкий, — подумал Павел с досадой и недовольным голосом крикнул: «Войдите!».

Вошла Лена.

— Ваню освободили — выпалила Лена прямо с порога.

— Тише, тише… — остановил ее Павел вскакивая.

— Вчера вернулся… — Лена села на стул и сняла шапочку. — Освободили, — сказала она еще и улыбнулась.

— Что рассказывает? — спросил Павел.

— Ничего. Очень измучился… просил передать, что недели две посидит дома, а потом зайдет и обо всём расскажет. — Лена ушла.

Две недели самый скверный срок, — подумал Павел, — обычно при вербовке осведомителей держат две недели… но ничего, как-нибудь разберемся — всё-таки хорошо, что освободили… — повторил Павел. — Надо скорее включаться… — Павел почувствовал прилив нервной энергии. — Может быть разумнее еще выждать, но дело не терпит — такого момента больше не будет; надо его не упустить во что бы то ни стало.

Один чекист был в чине помощника командира взвода, другой рядовой солдат. Помимо их, в качестве свидетеля при обыске, привели наскоро одетого сапожника — он жался к двери и трясся мелкой дрожью от страха и внезапного пробуждения. Павел, кое-как одевшись, сидел на неубранной постели. Помком взвода обыскивал письменный стол, солдат, невзрачный паренек, непрерывно следил за Павлом, не выпуская из рук нагана. Было тихо, шелестели перебираемые бумаги.

Книжку с адресами я уничтожил после ареста Сорокина, больше ничего компрометирующего у меня нет. Могут обратить внимание на специфический подбор книг… — думал Павел.

В дверь постучали. Стоявший около нее сапожник вздрогнул и отодвинулся. Чекист, обыскивающий стол, поднял голову, красноармеец, следивший за Павлом, повернулся и поднял револьвер. Дверь медленно отворилась: «Вы знаете, моя жена знает английский…». При виде красных околышей растратчик, повидимому, сразу отрезвел, потому что дверь мгновенно захлопнулась.

— Кто это? — строго спросил помкомвзвода.

— Пьяница, бывший растратчик, — пролепетал сапожник.