Зэди Смит - О красоте

— Мам, что ты делаешь?

Неужели это так странно — сидеть на высокой ступеньке, наполовину в кухне, наполовину в саду, с закоченевшими на холодной плитке ногами, и ждать зимы? Почти целый час Кики было хорошо: она слушала свист ветра, смотрела, как он пригибает последние листья к земле, — но вот явилась ее подозрительная дочь. Чем старше мы становимся, тем все больше наши дети хотят, чтобы мы ходили по прямым дорожкам с нейтральным, как у манекена, выражением лица, вытянув руки по швам, не глядя по сторонам и ни в коем случае не ожидая зимы. Тогда они будут спокойны.

— Мама, ты меня слышишь? Ветер просто штормовой.

— Доброе утро, детка. Мне не холодно.

— Мне холодно. Закрой, пожалуйста, дверь. Что ты делаешь?

— Не знаю. Смотрю.

— На что?

— Смотрю и все.

Зора грубо уставилась на мать, затем также внезапно потеряла к ней интерес и принялась открывать кухонные шкафчики.

— Ладно. Ты завтракала?

— Я поела, детка. — Кики упрямо обхватила колени руками — пусть Зора не думает, что мать у нее с приветом. Она сидела так неспроста и встанет тоже неспроста. — Неплохо бы приложить к саду руки. Вся трава в жухлых листьях. И яблоки никто не собирает, так они и гниют на земле.

Но Зора была к этому равнодушна.

— Что ж, — сказала она со вздохом, — сделаю себе тост и болтунью. Хоть в воскресенье-то я могу поесть болтунью? По-моему, я ее заслужила — на этой неделе я чуть не надорвалась в бассейне. Яйца есть?

— Правый дальний шкафчик.

Кики подобрала под себя ноги. И все-таки она замерзла. Ухватившись за тонкий резиновый край раздвижной двери, она подтянулась и встала. Бельчонок, которого она выслеживала, в конце концов распатронил сетчатый мешочек с жиром и орехами, приготовленный Кики для птиц, и теперь сидел там, где, по ее подсчетам, должен был оказаться полчаса назад — прямо перед ней, на плитке, подняв свой вопрошающий, дрожащий в северо-восточном ветре хвост.

— Зур, погляди на этого красавца.

— Не могу понять, почему нельзя класть яйца в холодильник? Кроме тебя, все спокойно это делают. Яйца должны быть в холодильнике, это как дважды два.

Кики закрыла раздвижную дверь и подошла к доске из пробкового дерева с прикнопленными счетами, открытками, газетными вырезками и фотографиями. Она стала рыться в бумажных слоях, заглядывая под квитанции, листая календарь. Все здесь как висело, так и висит. Вот картинка Буша-старшего с наложенной на лицо мишенью. А вот, в верхнем левом углу, гигантский значок, купленный на Юнион Сквер в Нью-Йорке в середине 1980-х: Я так и не смогла понять, что же такое феминизм. Я только знаю, что меня называют феминисткой всякий раз, когда я выражаю мнение, отличающее меня от половика [48] Знаменитое высказывание Ребекки Уэст (1892 1983), английской писательницы, журналистки, литературного критика. . На него когда-то что-то пролили, и цитата пожелтела, закудрявилась, скукожилась в своем каркасе из металла и пластика.

— Зур, а где у нас телефон того парня, спеца по бассейнам? Надо бы ему позвонить. Все у нас разваливается.

Зора тут же мотнула головой с озадаченной скукой.

— Фиг знает. Спроси у папы.

— Включи вытяжку, детка. Пожарная сигнализация сработает.

Зора снимала с крючка сковородку из висящего над плитой кухонного набора, и Кики схватилась за лицо, боясь пресловутой неловкости дочери. Ничего не упало. Заработала удобно громкая и нечуткая к тонкостям вытяжка, заполняя механическим фоновым шумом пустоты в комнате и беседе.

— А где все? Уже поздно.

— Леви, кажется, дома не ночевал. А папа, я думаю, спит.

— Ты думаешь? Ты не знаешь?

Они взглянули друг на друга. Зрелость всмотрелась в лицо юности, пытаясь пробиться сквозь лед бесцветной иронии, которую так старательно взращивали в себе Зора и ее друзья.

— Что? — воскликнула Зора с лукавой невинностью, уворачиваясь от этого цепкого вглядывания. — Я же не знаю, что там у вас творится, как вы там супружеские обязанности распределяете. — Она отвернулась и открыла створки холодильника, шагнув к его пещерному нутру. — Я в вашей мыльной опере не участвую. Хотите страдать — на здоровье.

— А никто и не страдает.

— Как скажешь, мам.

Зора достала тяжелый пакет с соком и держала его обеими руками — высоко и на отлете, как кубок победителя.

— Окажи любезность, Зур, не мути с утра воду. Я хочу прожить этот день без ругани.

— Как скажешь, говорю.

Кики села за стол и принялась буравить пальцем его край. Шкворчала и плевалась яичница, подгоняемая нетерпением Зоры, воняла раскаленная сковорода — вечное приложение к готовке, стоит только зажечь газ.