Зэди Смит - О красоте

В самом начале двенадцатого, прервав импровизированную лекцию Андерсона, на балкон заявился Джером и шумно плюхнулся к сестре на колени. Он был вдребезги пьян.

— Извините! — Тронул он Андерсона за штанину. — Продолжайте, пожалуйста. Зур, угадай, что я видел? Вернее, кого.

Уязвленный Андерсон ушел и увел за собой свою свиту. Стряхнув Джерома, Зора встала и, облокотившись на балконные перила, посмотрела на тихую, зеленую улицу.

— Прекрасно. И как мы теперь поедем домой? Я тоже выпила больше положенного. Такси не ходят. Ты же обещал нас отвезти. Господи, Джером!

— Богохульница. — Кажется, это было сказано не совсем в шутку.

— Я буду уважать твои христианские чувства, когда ты сам станешь вести себя по-христиански. Ведь знал: не больше одного бокала!

— Ладно тебе, — прошептал Джером, обнимая сестру, — у меня для тебя новость. Моя дорогая бывшая эээ… нежно общается в гардеробной с твоим приятелем - рэппером.

— Что? — Зора сбросила его руку. — Что ты несешь?

— Мисс Кипе. Ви. И рэппер. За что люблю Веллингтон — все друг друга знают. — Он вздохнул. — Что ж. Ну и пусть. К сожалению, мне не все равно. Совсем не все равно! Но какой смысл? Просто очень уж гадко. Она ведь знала, что я здесь, мы час назад поздоровались. Просто противно. Хоть для приличия могла бы…

Джером еще что-то говорил, но Зора уже не слушала. В животе зародилось и, как адреналин, мгновенно разнеслось по телу неведомое ранее ощущение. Возможно, это и впрямь был адреналин. Ее охватило какое-то физическое бешенство — никогда в жизни не испытывала она такой материальной, ощущаемой всем организмом эмоции. Нет больше ни разума, ни воли, вся она — лишь решительный сгусток мышц. Впоследствии Зора не могла объяснить, как вместо балкона очутилась в гардеробной. Должно быть, перенеслась на крыльях ярости. Все оказалось в точности так, как говорил Джером. Он сверху. Она обвивает руками его голову. Ах, какая красивая пара! А через мгновение Зора уже на веранде, держит Карла за капюшон: как потом выяснилось, она протащила его через прихожую и выволокла наружу. Здесь она его отпустила, швырнув на сырые половицы. Он кашлял, растирал пережатое горло. Зора и не знала в себе такой силы. Ее всегда называли «большой девочкой» — так вот, значит, в каком смысле? Получается, она способна таскать за капюшоны взрослых мужиков и швырять их на пол?

Кратковременный физический подъем сменился паникой. На веранде было холодно и сыро. У Карла промокли джинсы. Что наделала! Что она наделала! Разъяренный Карл, тяжело дыша и глядя снизу вверх, стоял перед ней на коленях. Сердце Зоры, разумеется, было разбито. И уже нечего было терять.

— Ну ты даешь… Бред какой-то… — шептал Карл. Потом он вскочил и заорал: — Ты что, шизанулась?

— Ты хоть ее прочитал? — задрожав всем телом, крикнула Зора. — Я столько времени на нее убила, курсовик в срок не сдала, для одного тебя старалась, а…

Она не высказала свою потаенную мысль, которая увязывала два момента («Я ради Карла пишу статьи» и «Карл целуется с Викторией Кипе»), поэтому, естественно, уловить смысл ее слов было проблематично.

— Что ты гонишь? Ты что натворила-то, а?

Зора опозорила его перед девушкой, перед всеми гостями вечеринки. От обаятельного Карла Томаса из Веллингтонской библиотеки афроамериканской музыки не осталось и следа. Перед ней стоял тот Карл, что душными, парными летними днями просиживал у подъездов многоквартирных домов в Роксбери. Карл, который в виртуозных словесных перепалках умел загибать такие оскорбительные шуточки, что соперники терялись. Никогда еще с Зорой не разговаривали подобным образом.

— Я… я… я…

— Ты что, моя девушка?

Зора горестно зарыдала.

— И при чем тут, к хренам собачьим, твоя статья? А! Так, значит, я должен отблагодарить?

— Я просто старалась тебе помочь. Вот все.

— Выходит, не просто, — сказал Карл, подбоченившись и до смешного напоминая Кики. — Ты хотела еще кое-чего. Ждала, так сказать, награды. Значит, я должен был за это лизать твой уродский зад?

— Заткнись!

— Так вот для чего все это было, — Карл насмешливо присвистнул, но в глазах его отчетливо читалась боль, усиливавшаяся с каждым новым озарением. — Ну ты даешь… Так вот почему ты обо мне пеклась? Я ведь знал, что не умею писать. А ты меня выставляла идиотом перед всеми этими «поэтами». Сонеты! Ты мне с самого начала мозги пудришь, да? Сначала подобрала меня на улице, а теперь набрасываешься, потому что я, типа, тебя обломал? Черт! Я думал, мы друзья!