— Мне после нее снится, будто у меня разрыв сердца.
— А Скотт ее курит, в основном чтобы снять напряжение — после ночной возни с рукописями или архивом.
— Сейчас мне нужно не то, что снимает, а то, что поднимает.
Она немного попрыгала на нем, пока он не застонал, потом присела на корточки.
— Он говорит, ты близко знаком с целым спектром веществ, изменяющих биохимический состав организма.
— Это разрешенные лекарства. По рецептам, выписанным врачами. Все строго по закону.
— Под одеялом что-то встрепенулось — отчетливо чувствую.
— Я тебе когда-нибудь говорил, как моя первая жена…
— Нет, по-моему. Что — как?
— Она вечно твердила, что я — один сплошной член. Я столько времени проводил запершись на замок, мне так не хотелось говорить о своей работе, а потом и обо всем прочем, что нам оставался только животный секс. Но мы и о нем не говорили.
— Секс молча.
— Она вообще не любила писателей. А я, дурак, слишком поздно это понял.
— Хорошо, ты дурак, а она? Вышла за писателя.
— Она ожидала, что мы друг под друга подладимся. Женщины верят в регулировочные механизмы. Женщины хотят конкретных вещей и умеют их добиваться. Ради будущего финансового благополучия они готовы на риск.
— А я о будущем никогда не думаю.
— Ты сама из будущего, — тихо сказал он.
Она отняла у него сигарету, загасила, потом
поставила пепельницу на пол, отпихнула подальше.
— А как это — когда снится, будто у тебя разрыв сердца?
— Паника. Бешеный пульс. Потом просыпаюсь и не могу понять — в реальности пульс подскочил или мне приснилось. Я не хочу сказать, будто сны нереальны.
— Все реально.
Вытянув руки над головой, она ловко выскользнула из футболки, и Билл едва не отвернулся. Всякий раз, когда она это проделывала, когда взметались волосы и колыхались груди, он лишь моргал, изумленный и ослепленный: каково увидеть красоту во всем ее блеске? Он мысленно превратил ее движения в фильм, в последовательность поз, в историю о застигнутой врасплох грациозности и стройности, запечатленную на кинопленке памяти. Ей никогда не узнать, что больше всего его будоражит один мимолетный миг, один кадр: выставив острые локти, она освобождается от смятой футболки, потягивается с нарочитым зевком, заставляет его забыть, на каком он свете.
— Я знаю, спрашивать неприлично.
— И тем не менее… — сказала она.
— Скотт знает, что ты ходишь ко мне наверх?
Совместными усилиями они стаскивали с
него пижаму, сначала один рукав, потом другой, но сделали передышку, потому что его одолел кашель.
— А Скотт хоть чего-то в этом доме не знает?
— Вот и я так рассудил, — сказал он.
— Он дружит с мышами. И знает, из какого окна в любую фазу Луны красивее всего падает лунный свет.
Она повернулась, чтобы откинуть одеяло и развязать тесемку на его штанах.
— И он не возражает, — сказал Билл.
— Не знаю, есть ли у него выбор. Он ведь нас еще не застрелил, так?
— Еще нет.
— И не застрелит.
— Скорее всего, не застрелит.
— И вообще, и вообще, и вообще. Зачем он меня сюда привез? Для тебя.
Билла это нисколько не утешило. Ему хотелось верить, что слова просто так слетели у нее с языка и она, как обычно, сама не поняла, что сказала. Но вдруг она в это верит. Вдруг так и есть. Хорошенькое дело: Билл воображает, будто предал Скотта, а тот все подстроил с самого начала.
Его член танцевал в ее руке.
— По-моему, пора перейти к соитию.
— Да, детка, — сказал Билл.
Подойдя к комоду, она достала из среднего ящика маленький пакетик. Вытащила один презерватив. Вернувшись к кровати, села в ногах у Билла, приступила к облачению.
— Кого ты оберегаешь, себя или меня?
— Теперь это норма.
Он подметил, как поглощена она этим занятием, как ловко действует тонкими пальцами, старается, чтобы получилось мастерски, — серьезная девочка, одевающая куклу.
Войдя в мансарду, Скотт замешкался, начал осматриваться. Длинное помещение, вдоль стен — череда опор. В потолке — окно, под ним натянут большой кусок полиэтилена — от протечек. Брита петляла по квартире, зажигая свет. Отгороженный угол, служащий кухней и столовой, полупотайная ниша-кладовка с полками и ящичками. Скотт шел за Бритой по пятам. По дороге выключил две лампы. Диван и несколько кресел, составленные в кружок. Дальше — лаборатория с темными шторами на дверях. В южных окнах четко вырисовываются на фоне ночного неба башни ВТЦ, массивные-массивные, близкие-близкие. Воплощение глагола "нависать" во всей его несокрушимой и грозной мощи.
Читать дальше