Сол Беллоу - Приключения Оги Марча

Я онемел словно околдованный. Он вещал голосом пророка. А между тем дымовая шашка все еще курилась дымом. И он поглядывал на нее с ненавистью, как на врага.

— Я не упущу возможности спастись. Не желаю, чтобы меня интернировали. Я новобрачный, у меня молодая жена. И даже не считая все это бредом, я все равно сказал бы «нет»!

— Так вы считаете это бредом?

Да, мне следовало быть поосторожнее в выражениях. Он попал в точку.

— Я направляю вас к вашей цели, — заявил он, — ради которой стоит рискнуть.

— В моей жизни уже есть цель и направление, — произнес я.

— Серьезно? — удивился он.

— Да, есть. И я категорически против того, чтобы благодетельствовать человечеству. Не желаю вмешательства в мою жизнь и не собираюсь лезть в чужую. Невозможно стать поэтом или святым по чьей-то воле и указке. Если уж говорить откровенно, быть и оставаться самим собой, таким, каким сделала тебя - природа, — уже достаточный труд, который мне дорого обошелся. И не нужны мне никакие Канары, я хочу к своей жене!

Он сидел неподвижно, скрестив руки, с бесстрастным, лишенным всякого выражения лицом. Дымовая шашка курилась, посылая в свежий утренний воздух маслянистые завитки дыма. Восточный край неба еще розовел, отбрасывая на воду нежные рассветные блики, а я продолжал упорно вглядываться в линию горизонта.

— Я ценю серьезность вашего ответа, — сказал он. — Думаю, вы говорите искренне. Но это частность. Основополагающие проблемы жизни куда масштабнее. Позже, когда мы поработаем с вами и все обсудим, мы наверняка придем к единому мнению. И произойдет это на островах, которые, уверен, покорят нас своей прелестью.

— Мы можем проскочить Канары, пройдя в сотне миль к северу или к югу от них. Вы морочите мне голову, выдавая себя за великого ученого, интеллектуальной мощи которого подвластно даже судно. Что ж, действуйте, я же буду надеяться на спасение.

— Я глубоко убежден, что мы вот-вот увидим сушу, — заверил он. — И почему бы вам не погасить эту шашку?

— Нет, и не мечтайте! — завопил я. — И это мой окончательный ответ!

«Этот парень совершенно не в себе», — думал я, но даже и теперь, в раздражении и гневе, все-таки колебался. А что, если он и вправду гений, а я несчастный маловер?

— Ладно, — спокойно произнес он.

Я отвернулся осмотреть горизонт и получил сокрушительный удар, сбивший меня с ног. Он саданул меня веслом и изготовился ударить вторично, уже рукоятью, а не лопастью, как в первый раз. Этот Моисей, Мессия, Спаситель рода человеческого! Он высился надо мной, упираясь в днище массивными ногами. В лице его не было злорадства, скорее озабоченность предстоящей задачей. Я попытался увернуться, откатиться в сторону с криком:

— Не убивай меня, Бога ради!

Потом я кинулся на него и, едва коснувшись, ощутил такой гнев, что готов был разорвать. Или задушить. Он бросил весло и обхватил меня, сдавив ребра. В таком положении поднять рук я не мог и действовал головой и лягался, а он усиливал хватку, так что я не мог вздохнуть.

Маньяк.

Убийца.

Две полоумные сухопутные крысы, дерущиеся на просторе океана, сцепившись в схватке не на жизнь, а на смерть. Будь это в моих силах, я непременно убил бы его. Но он был мощнее и обрушивал на мое несчастное тело весь свой огромный вес. Он был тяжелым, как кусок железа, как медный слиток, и я упал поперек лодки.

И приготовился к смерти.

Должно быть, силы небесные вознамерились вернуть меня туда, откуда выпустили в этот мир.

Конец!

Но он не собирался меня убивать. Сорвав одежду, скрутил мне руки моей же рубашкой, а ноги связал штанами. Порвав на мне белье, он стер его лоскутами кровь и пот с моего лица. Сдернув фалинь, скрепил мои оковы еще и им.

Затем он погасил шашку, опять водрузил весло с обрывком холстины в качестве паруса и устремил глаза к востоку, где, по его представлениям, вскоре должен был появиться берег. Я же так и остался лежать — голый — на дне шлюпки.

Позже, когда солнце стало очень уж жечь, он поднял меня и усадил в тень под парус. Едва он дотронулся до меня, я вздрогнул, и он отпрянул.

— Сломано что-то? — спросил он тоном заботливого доктора и быстро ощупал мои ребра и плечи. Я ругался до хрипоты и проклинал его.

Пришло время завтракать, он покормил меня и сказал:

— Скажете, когда в сортир понадобится, чтобы не возникло какого конфуза.

Я отвечал:

— Если вы меня развяжете, то я обещаю не посылать больше сигналов.

— Нет, рисковать я не могу, — покачал он головой. — Дело слишком важное.