Он позвонил вниз — вызвал «кадиллак», и мы помчались как ветер, не останавливаясь и почти не замедляя хода, в этом его роскошном автомобиле под звуки музыки, несшейся из радиоприемника.
В офисе он, подобно парламентарию, не снимал шляпу и вел телефонные переговоры, вороша бумаги на столе и иногда сбрасывая их на пол носками своих ботинок из крокодиловой кожи. Он заключал сделку: покупал в Бразилии макароны и продавал их в Хельсинки. Потом переключился на какое-то оборудование для горных работ из Садбери, Онтарио — его запросила индокитайская компания. Пришел племянник министра с предложением насчет брезента. За ним явился ловкого вида делец, заинтересовавший Саймона выгодной поставкой из Манси, Индиана, конфискованной ткани в кусках. Саймон купил ткань и продал ее на подкладку владельцу фабрики по пошиву кожаных курток. Все это он проделывал, не прерывая телефонных разговоров, ругаясь, задираясь и отпуская колкости, меча громы и молнии направо и налево, но беззлобно — просто таков был его стиль, а громы и молнии он перемежал шутками.
Затем мы поехали в его клуб пообедать, но опоздали — обед уже не подавали, и Саймон направился в кухню ругаться с метрдотелем. Увидев на блюде жареное мясо, он отщипнул кусочек хлеба и, обмакнув его в подливу, стал есть, испортив блюдо крошками. Возмущенный служитель выразил свое негодование. Саймон огрызнулся в ответ и с дьявольским хохотом заявил:
— Будешь знать, как меня не обслуживать, мерзавец!
В конце концов нас накормили, и Саймону моментально стало скучно.
Мы перешли в казино, где он втиснулся между игроками в покер. Его встретили неприветливо, но воспротивиться вторжению никто не решился.
— Подвинься, Кучерявый! — сказал он одному совершенно лысому игроку и сел. — Это мой братец, — продолжил он, словно приглашая всех полюбоваться на мой элегантнейший серый костюм и пристегнутый к рубашке крахмальный воротничок.
Играя, он то и дело поворачивался ко мне, давая характеристики присутствующим, не слишком понижая голос:
— Видишь этого мужика в синем костюме? Вот этого, Оги, с сигарой в зубах? Он юрист, давно не практикует, а контору имеет, чтобы никто не подумал, будто ему дали отставку. На пропитание зарабатывает картами. Если все откажутся с ним играть, то жить ему придется на пособие. И жена его того же поля ягода. Заядлая картежница. Играет по шикарным отелям — то тут, то там. А у этого прозвище — Бандит. У его отца колбасная фабрика, а сам он Гарвард, видите ли, окончил. Будь я на месте его отца, не видать ему Гарварда как своих ушей! Он бы у меня кишки фаршем набивал! Сукин сын, вот кто он такой! Холостяк, своих сыновей нет, так он к чужим лезет. Пристал к одному морячку, и тот ему по морде съездил. А вот Руби Раскин — хороший парень: своего старика отца, который в тюрьме Джолиет срок отбывает, что ни месяц, обязательно навестит. Поджог-то они вместе делали, только Руби от наказания улизнул и отец отдувается за обоих.
Те игроки, что не бросали на Саймона злобных взглядов и не хихикали злорадно, казалось, затаили дыхание. Дело явно шло к потасовке.
Затем он возгласил:
— Слушайте, вы, недоумки! Советую вам глаз не спускать с моего братца. Он радикал и только-только из Мексики! Давай, Оги, скажи им, когда там у вас назначена революция, чтоб всем им по камню на шею — и в сточную канаву!
Он выиграл большой кон, наверно, потому, что другие были слишком деморализованы, чтобы играть, и с видом победителя отошел от карточного стола.
Я сказал ему:
— Слушай, они же уже на стенку лезут от злости. Зачем ты заставляешь их тебя ненавидеть?
— Потому что я их ненавижу. И хочу, чтобы они это знали. Плевать мне на ненависть каких-то прыщей! Вошки гнусные! Я их презираю!
— Зачем же тогда вступил в этот клуб?
— А почему бы и не вступить? Приятно же быть членом клуба!
После в баре, на обитой зеленым доске, он резался в «двадцать шесть» на сигары. Бросая в чашку кости, он опять выиграл и, засовывая часть выигрыша мне в нагрудный карман, предложил:
— Давай-ка съездим в парикмахерскую. Тебе это необходимо, а я так просто обожаю парикмахерские!
Мы припарковались возле «Палмер-хауса», где у них такие чудные кресла с высокими, как на епископском троне, спинками. Когда покончили со стрижкой, бритьем, горячими салфетками, паровыми ванночками и маникюром, было уже пять часов, и мы как ужаленные кинулись к машине и на запрещенных поворотах стремглав помчались к Шарлотте. Она очень разозлилась, что ее заставили ждать, и стояла в своем костюме мрачная, красивая и грозная. Заметив Саймона, она мгновенно начала осыпать его упреками:
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу