Сол Беллоу - Приключения Оги Марча

День стоял прохладный, и на мне была толстая куртка с многочисленными карманами, купленная Теей на Уобаш - стрит. Но молнию я расстегнул, поскольку расположился на солнышке. Котенок тыкался в меня мордочкой и подлезал под руку — с удовольствием гладя и ощупывая его хрупкие позвонки, я ждал, когда раскроется дверца срединного лимузина, потому что все необходимые для этого приготовления уже завершились. По знаку помощника охранник дернул дверцу автомобиля, которую, видимо, заклинило. Последовало легкое замешательство, затем нетерпеливо, с резким звуком распахнулась противоположная дверца, и от мягкой обшивки кресел отделилось несколько голов — очки, непривычные стрижки с кудрявившимися надо лбом волосами, устремленные вперед бородки. Показались портфели, и я подумал, что в них есть что-то от политики и политиков. Один из людей в машине с улыбкой говорил что-то шоферу через переговорное устройство. И тут появилась — вернее, выпрыгнула — главная фигура: живой и энергичный мужчина, веселый, с эспаньолкой. Не тратя времени на обозрение фасада, он устремился к собору. Он был в пальто с меховым воротником, глаза — за стеклами больших очков, лицо довольно полное, щекастое, что не мешало ему производить впечатление аскета. Меня как током ударило от мысли, что это, несомненно, Троцкий, знаменитый русский изгнанник, приехавший сюда из Мехико. Я глядел на него вытаращив глаза. Я всегда предчувствовал, что когда-нибудь удостоюсь встречи с какой-либо знаменитостью, и теперь мне, как ни странно, почему-то вспомнился Эйнхорн, обреченный на вечное сидение в кресле, разглядывание газетных фотографий и общение лишь с теми, кому случилось к нему заглянуть. Волнение моментально сорвало меня со скамейки. Нищие и попрошайки тут же сомкнули ряды, верша средневековый ритуал демонстрации своих язв и увечий, которые они обнажали, распутывая укрывавшее их тряпье. Задрав голову, Троцкий окинул быстрым взглядом громаду собора и с резвостью, неожиданной для пожилого человека, взбежал по ступеням, торопясь войти внутрь. За ним волной хлынули его спутники с портфелями — мои знакомые радикалы в Чикаго носили точно такие же. Какой-то толстяк с длинными, какуженщины, волосами, несколько из его странного вида телохранителей и кое-кто из увечных тоже протиснулись в темный проем церковных врат. Изможденные попрошайки — именно так они и хотели выглядеть — гнусаво выпрашивали милостыню.

Мне тоже не терпелось пройти вовнутрь. Меня взволновало появление этого человека, в котором, несмотря на сомнительность драндулета и необычный вид его свиты, сразу ощущался полет к высоким звездным горизонтам, проникновение в какие-то иные сферы, глубины и просторы мысли, неведомые тем, кто барахтается на мелководье, перебираясь от рифа к рифу. Внезапное видение личности, приобщившейся к высоким целям, не может оставить равнодушным. Тем более что передо мной был изгнанник, отщепенец, доказавший настойчивость своих стремлений. Волнение било в череп, словно палка от половой щетки, напоминая о ранении и необходимости соблюдать осторожность и спокойствие. И я остался ждать, когда он выйдет наружу.

А рассказываю я все это потому, что узнал одного из телохранителей — им оказался старинный мой приятель Сильвестр, студент военно-технологического, бывший одно время владельцем «Звездного театра» и мужем сестры Мими Вилларс, а потом работавший в метрополитене. Я узнал его даже в форме а-ля ковбой. Господи, какой же у него суровый, озабоченный и печально-остолбенелый вид! Как и прочие телохранители, он держал руку на кобуре пистолета. Штаны его растянулись на заднице, брюхо выпирало из-под ремня. Я заорал:

— Сильвестр! Сильвестр!

Он кинул на меня острый, пронзительный взгляд, словно я позволил себе некую опасную вольность, но при этом явно любопытствовал, кто его окликает. Во мне взыграло веселье, отозвавшееся болью в висках. Лицо пылало радостным возбуждением.

— Черт побери, Сильвестр, ты что, не узнал меня? Я Оги Марч! Неужели я так изменился?

— Оги? — переспросил он, и тонкие губы чуть скривились с легким недоверием. Голос звучал хрипло, неуверенно.

— Конечно! А ты что думал? Как ты сюда попал, да еще и с оружием?

— Нет, это ты как сюда попал? Да ладно, проплыли! Что у тебя с головой?

— С лошади упал, — пояснил я.

Несмотря на радость встречи, я быстро перебрал в уме несколько убедительных, но не слишком правдивых объяснений. Но их и не требовалось: он не стал меня расспрашивать, чем немало удивил. Теперь, когда я знаю, как рассеянны и невнимательны бывают люди, подобное меня уже не так удивляет.