Ника Муратова - Белый кафель, красный крест

Ингрид подумала: «Что будет, если я открою окно с пассажирской стороны? Упадёт ли ледовая корка?»

Окно открылось. Лёд так и остался торчать, повторяя форму стекла.

Ингрид подумала: «Что будет, если ткнуть ледовую корку зонтиком?»

Если бы машина стояла на месте, то корка упала бы на улицу. Недооценка турбулентности потоков воздуха снаружи машины привела к тому, что сантимеровая ледовая корка влетела внутрь.

Когда Ингрид доехала до гостиницы, оказалось, что дорога к гостиничному гаражу совершенно заледенела. Передние колёса машины въезжали на небольшой округлый уклон, соединяющий улицу и дорогу к гаражу. Потом колёса буксовали. Машина злобно рычала и скатывалась обратно на улицу.

Городская гостиница располагалась на довольно тихой улочке. Впрочем, все улочки провинциального города Винчестера были довольно тихими.

Ингрид оставила машину с моргающими задними фарами и вбежала в гостиничный вестибюль:

– Хелп! Хелп!

– Что случилось? – крикнул ей крупный мужчина, работавший на ресепшене.

– У меня ума нету! – громко ответила она.

– Это бывает, – спокойно ответил крупный мужчина и не оторвался от монитора.

В конечном итоге гостиничный клерк вернулся с улицы, хлопая большими руками, спрятанными внутри больших рукавиц:

– Готово!

– Как вам удалось выехать с улицы?

– Я не стал заезжать. Я посыпал дорогу песком и вручную затолкал машину на тротуар.

Всю ночь за гостиничными окнами выла суровая лесная метель. Порывы ветра судорожно ударялись в оконные стекла. Оконные рамы вздрагивали и скрипели. Ночная метель терзала город, одновременно посыпая его сухими хлопьями снега. Гражданке Зорг снились гончие псы доктора Далмера. Собаки бежали по скрипучему нелипкому снегу и терялись в метельной пелене. Внутреннему взору спящей открывались многочисленные собачьи следы возле её ног. На отпечатки собачьих лап падали крупные хлопья снега. Следы собачьих лап быстро теряли свои очертания. Собачий лай то приближался, то отдалялся. Иногда собачий лай сменялся воем ветра, а иногда тишиной. Ближе к рассвету собачьи морды растворились в пелене ночных видений, а их приглушённое гавканье прервалось звонком будильника.

Ингрид неохотно выбралась из постели. В комнате было холодно. Пейзаж за окном выглядел совершенно белым. По странному стечению обстоятельств под окнами гостиницы прошёл неизвестный человек с выводком борзых. Можно предположить, что многие жители города Винчестера увлекались охотой и держали в своих домах своры охотничьих собак.

Ингрид отправилась принимать утренний душ. За стеклом душевой кабинки был виден хрупкий силуэт тонкой женской фигурки. Когда стекло душевой кабинки запотело, очертания женского тела сделались почти неуловимыми. За окнами гостиничного номера брезжил унылый зимний рассвет. Солнце с трудом пробивалось сквозь тяжёлые сизые тучи. Очертания предметов и людей делались призрачными и иллюзорными. После ночной метели природа сделалась необыкновенно тихой. В мире наступила некая вселенская тишина. Город Винчестер затих, засыпанный ровным слоем снега. В больничном вестибюле царило утреннее безмолвие.

Зато в подземном бункере, где находились операционные, происходило некоторое движение. Сонные медсёстры катили тележку с сонным подростком. Первого человека приняли очень тихо.

Тихо усыпили. Вырвали, что сочли нужным. Тихо разбудили. Тихо увезли.

– Хорошее утро. Тихое, – сказал анестезиолог Моррис.

В операционную вкатили кровать со вторым человеком:

– Пожалуйста, пересядь с кровати на стол.

– Не пересяду. – Человек спрятался под груду тёплых белых покрывал и одним глазом косил на медиков из норки.

– Пожалуйста, вылезай.

– Не вылезу. Не вытащите. Живым не дамся. Вот вам! Вот вам!

Плюшевый медведь в детских руках превратился в оружие массового поражения.

– Мой хороший. Мой золотой. Вылезай. Сделай милость и дыхни в эту маску. Дыхни один раз. Всего один раз. – Келси Вайз ласково уговаривал прячущегося смилостивиться и сдаться.

В углу, за канцелярским столом, сидела безучастная МарьИванна. Жёлтый коготь МарьИванны стучал по стеклу наручных часов:

– Время тикает. Время уходит.

– Не уговаривайте, не дыхну. Я вас всех насквозь вижу. Я знаю, что вы где-то прячете иглу, – шептал человек, спрятавшийся в груде одеял. Выражение глаза прячущегося зверька с каждой минутой делалось всё злее и злее.