Сьюзан Хинтон: Бойцовая рыбка

И все говорили — для того, чтобы бить или быть побитыми, потому что руки чешутся, и один парень, я забыл его имя, он сейчас в тюрьме, сказал: «Мы деремся за свою улицу».

И Мотоциклист тогда ответил: «Чушь. Мы деремся ради удовольствия»

Он всегда видел вещи не так как все. Это могло помочь мне, если бы я смог понять, что это значило.

Мы поднялись по деревянной лестнице, которая поднималась снаружи химчистки и вела в нашу квартиру. Стив прислонил меня к железной площадки. Я оперся о нее и сказал: «У меня нет ключа». Мотоциклист отжал замок, и мы вошли.

«Тебе лучше прилечь», сказал он. Я лег на койку. У нас было два спальных места — матрас и койка. Все равно на чем спать.

«Парень, да ты кровоточишь!» сказал Стив.

Я присел и снял свою майку. Она была пропитана кровью. Я бросил ее в угол к другой грязной одежде и стал рассматривать рану. Она была внизу на боку. И была глубокой — до ребер. Я мог лицезреть белую кость, виднеющуюся сквозь нее. Это была тяжелая рана.

«А где старик?» спросил Мотоциклист. Он шагал через разбросанные бутылки. Он нашел одну с вином, еще полную.

«Сделай глоток», сказал он мне. Я знал, что сейчас будет. Не то, чтобы я ждал это с нетерпением, но также этого не боялся. Боль особо меня не пугала.

«Ляг и крепись».

«Старик еще не дома», сказал я, ложась на мой неповрежденный бок, и ухватившись за верхушку кровати.

Мотоциклист плеснул вина на рану. Было больно, словно адское пламя жгло меня. Я задержал свое дыхание и считал, считал и считал, пока я не стал уверен, что смог бы открыть рот без вопля.

Бедный Стив побледнел. «Боже, это должно быть ужасно больно», шептал он.

«Не все так плохо», ответил я, но мой голос был хриплый и забавный.

«Тебе нужно к доктору», сказал Стив. Мотоциклист присел, прислонившись к стене. У него было ничего не выражающее лицо. Он смотрел на Стива, пока бедный ребенок ерзал. Мотоциклист не видел его, наверное. Он видел те вещи, которые другие не видели, и смеялся, когда ничего смешного не было. У него были странные глаза — словно двух стороннее зеркало. Будто с другой стороны кто-то наблюдает за тобой, но все, что ты мог видеть — это собственное отражение.

«У него было и похуже, чем это», произнес Мотоциклист. Это была правда. У меня было ранение два или три года назад.

«Но туда может попасть инфекция», сказал Стив.

«И они отрежут мне весь бок», добавил я. Мне не стоило его дразнить. Он только пытался помочь.

Мотоциклист просто сидел, смотрел и молчал.

«Он выглядит странно», сказал мне Стив. Временами Мотоциклист глох — у него было много травм в авариях.

Я посмотрел на него, пытаясь понять, что же было не так. Он казалось, не видел ни одного из нас.

«Загар», произнес Стив.

«Точно, думаю, что он загорел в Калифорнии», сказал я. Я не мог представить Мотоциклиста в Калифорнии у океана. Он любил реки, но не океаны.

«Ты знал, что меня выгнали из школы?» произнес Мотоциклист отстраненно.

«Как так?» я попытался встать, но передумал. Они всегда грозились выгнать меня. Из-за того ножа. Но Мотоциклист никогда не давал им повода. Я разговаривал однажды с парнем из его класса. Он сказал, что Мотоциклист находится там, и не доставляет никаких проблем, за исключением нескольких учителей, которые не могут его заставить смотреть на них.

«Как же так случилось?» спросил я.

«Тесты».

Ты всегда мог чувствовать улыбку вокруг него, которая всплывала на поверхности, но на этот раз он просто усмехнулся. Это была вспышка подобно молнии вдали.

«Я сдал на отлично семестровые тесты». Он потряс головой. «Парень, я могу понять это. Окружная хулиганская школа как эта, получила сполна, чтобы они могли смириться с этим».

Я был удивлен. А меня было нелегко удивить. «Но это несправедливо», сказал я в заключение.

«На кой черт ждать, что что-то будет справедливо?» спросил он. Он не возмущался, просто с любопытством спрашивал.

«Скоро вернусь», сказал он, вставая на ноги.

«Я запамятовал, что он еще в школе», сказал Стив после его ухода. «Он выглядит старым, я и забыл, что ему всего семнадцать».

«Это и есть старый».

«Да, но он выглядит еще старше — двадцать один или где-то так».

Я ничего не ответил. Я размышлял — когда Мотоциклисту было четырнадцать, то он уже казался взрослым. В четырнадцать, как мне сейчас, он мог купить пиво. Они не спрашивали у него паспорт. Он был главарем Содомитов, к тому же. Ребята повзрослее, восемнадцати лет, делали то, что скажет он. Я думал, что и со мной так будет. Я думал, что буду действительно классным — высоким и четырнадцатилетним. Мне казалось, что это будет чудесно — быть старше, но когда мне исполнилось четырнадцать, то ничего не изменилось, за исключением того, что он вырос. У меня должен был быть такой же путь.